Сокровища Александра Македонского

Пока мы добирались до гостиницы, пока добились номера, пока хлопотали о насыщении, Андрей Вавилыч пребывал в задумчивом молчании. Раза два он отводил коридорного в сторону, и они о чём-то совещались, звонил по телефону какой-то Дандуковой. Фамилия знакомая. Я пытался вспомнить. А-а! Ведь это фамилия главного инженера на Соединении. Инженер ещё понятно, но при чём тут «жена»?..

Внизу, в столовой, за обедом, настолько выдрессированным, что суп, действительно, казался супом, а каша — кашей, Андрей Вавилыч как бы соизволил предложить нам часть беспокойства. Он спросил:

— Помните Всеобщую Смету на 1935-й?

— Да, да, — хором ответили мы.

— Что представляет собой раздел — 8, графа — 2?

— …мы…ы-ы…

Вопрос повторён. Мычание наше повторено. Он объясняет:

— Смета на Среднеазиатский Институт Сказки.

— Да, да!

— В последующие годы эти ассигнования исчезли.

— Кажется, да.

— Почему же они исчезли?

— Ассигнования на Институт Сказки не исчезли, а, снятые с общегосударственного бюджета, перенесены на республиканский. Есть основание думать, что Институт Сказки существует и поныне. Тогда, в первую очередь, нам следует проверить его работу, поскольку Аврора Николаевна Дандукова — бывший директор Института Сказки.

— А ныне кто она такая? — спрашивает Бринза. — Хороша собой по-прежнему?

Понятно! Андреи Вавилыч не желает затруднять себя личным сбором сказок, если для этого были созданы Институты. Возьмём себе папки и будем расшифровывать.

Хоржевский, как всегда, оберегая интересы коллектива, заявляет:

— Простите, Андрей Вавилыч, но я не вижу связи. Мы направлены в Поли-Соединение, а не в Институт Сказки!..

Андрей Вавилыч сухо обрезает:

— Прежде всего… Прежде всего, вы направлены в моё распоряжение и подчиняетесь мне, и потрудитесь исполнять мои приказания. Но не подумайте, что я канцелярская крыса и меня затрудняет дать вам пояснения. Я их вам даю, если вы их поймёте. Аврора Николаевна Дандукова — ныне начальник культбазы Поли-Соединения. Главный инженер Поли-Соединения Тимофей Лукич Дандуков — её муж. Всё ясно?

— Ничего не ясно, — сказал Хоржевский.

— Значит, вы будете сидеть в номере и ждать меня. Я же в сопровождении секретаря иду к Дандуковым. Нас ждут.

Мы идём по городу…

Прямая, как доказательство наркоматовского отчёта, улица обсажена тополями прямыми, как восклицательный знак. За тополями, разнообразясь только ростом, стоят прямые дома с прямыми стёклами, за которыми, несомненно, должны жить только прямые души. Здесь и там, так и сяк, — всюду прямота и порядок, так что, если б не благодетельная манера номеровать дома, мы бы долго искали жилище инженера Дандукова, славящегося крупным талантом и вспыльчивым характером.

Стены его комнат разрисованы цветами, птицами рыжеватой масти, указывающими, между прочим, что художник из искусств всё же предпочитал геометрию.

Аврора Николаевна — женщина не из мелких. Своей свежей и русой вершиной она почти упирается в потолок. Муж её вполне мог бы гнездиться у неё на ладони.

Вёрткий, маленький, с огромным голосом, которым можно было б колоть бревна, он выскочил нам навстречу, размахивая списком людей, которые уже приезжали ревизовать.

— Вы — шестидесятая комиссия болванов, предполагающих, что они ускорят ход строительства нашего Соединения!

— Торопитесь, — спокойно говорит Андрей Вавилыч. — Сколько же минут вы уделите нам?

— Шестнадцать!

— Нам хватит и двух. Дело в том, что мне с вами разговаривать не о чем. Мы приехали ревизовать культработу, а не то, что делает главный инженер.

— Главный инженер делает следующее. По его письменному предложению директор Соединения все суммы, ассигнованные вами на культработу, перевёл на наши нужды. Я купил на эти суммы саксаул. Вы знаете, что такое саксаул? Не знаете! Так скоро узнаете, потому что отдадите меня под суд, а суд вам скажет, что Дандуков поступил правильно! Войне нужны не кино и концерты, а руда, металл, пушки! Я, батенька, срыл три поры, каждая по пятьсот метров вышины, и еще обязан срыть восемь.

— И ройте себе с богом!

— С богом — да, не с вами!

Андрей Вавилыч сделан из прочного и устойчивого материала. Его водомётом слов не вымочишь. Непроницаемый, как желоб, сидит он на прямом стуле перед инженером Дандуковым и отвечает тому с непреодолимой, железной логикой нашего учреждения.

Дандуков груб. Андрей Вавилыч указывает, что напрасно он, инженер, презирает концерты и кино. Ведь артисты и фильмы воспевают строительство, и как отдельный объект, при известных условиях, они воспели б его строительство и тем самым продвинули задачи, осуществляемые им, в массы. Инженер же говорит:

— Вот и отлично, что не было концертов. Благодаря этому я имею сейчас возможность видеть перед собой чучело, поющее о строительстве.

Андрей Вавилыч выразил опасения, что подобные действия добром не кончатся. Инженер же сказал:

— Не много добра и в том, что некоторые рты умеют жрать и переваривать сожранное лишь в глупости.

Андрей Вавилыч резонно заметил, что рот — жуёт, а переваривает желудок. Инженер сказал:

— Какой у вас желудок! У вас — исходящая.