Сокровища ханской ставки

– Как прикажете, – обиделся барон. Надо сказать, что всю его экстравагантность как рукой сняло, и вел он себя теперь не как остзейский барон, а как обычный подданный его императорского величества Николая Второго.

Ганцзалин поднял связанного Гуннара из лежачего положения, что оказалось нелегко даже при его внушительной силе, и усадил на лавке. Действительный статский советник уселся напротив и внимательно смотрел в его расширившиеся зрачки, заполнившие сейчас почти всю радужку.

– Кто я такой, ты знаешь, – наконец проговорил он. – Сейчас я буду тебя допрашивать, и ты будешь говорить только правду. Имей в виду, только правда может спасти тебя от виселицы. Ты понял меня?

Барон перевел, Гуннар молча кивнул в ответ. Неожиданно нечто чрезвычайно неприятное и даже угрожающее отразилось в лице его превосходительства.

– За что ты убил Саара? – прошипел он голосом, в котором явственно послышалось что-то змеиное.

Барон, услышав такое, переменился в лице, однако, после секундного замешательства вопрос все-таки перевел. Но Гуннар молчал, кажется, оторопев от столь прямой и страшной претензии. Нестор Васильевич, однако, не намерен был деликатничать и, сверкнув глазами, загремел во весь голос.

– Я повторяю свой вопрос: за что ты убил Саара?

Рыжий гигант секунду неподвижно глядел на Загорского, потом молча опустил глаза на свои связанные руки. Их, видно, перетянули слишком сильно – там, где веревка впивалась в запястья, образовались багровые полосы.

– Хочет, чтобы его развязали, – догадалась Варвара Евлампиевна. – Кажется, ему больно.

– Разумно, – согласился фон Шторн. – Веревки слишком тугие, еще немного – и у него начнется некроз тканей.

Услышав такое, Ганцзалин рефлекторно потер шею, как будто припомнив что-то крайне неприятное, и решительнейшим образом заявил, что развязывать эстонца никак нельзя, поскольку он бешеный и вполне может кинуться. Фон Шторн на это только плечами пожал: в противном случае никак не получится допросить эстонца – он просто не станет отвечать. В конце концов, Гуннар – его работник, и барон должен о нем заботиться, иначе как он будет смотреть в глаза своим людям?

Загорский ненадолго задумался, потом кивнул головой. Хорошо, они освободят Гуннара. У того связаны ноги, так что настоящей опасности он не представляет. Однако на всякий случай Нестор Васильевич попросит своего помощника быть наготове.

– Если он все-таки бросится, ты… одним словом, ты знаешь, что делать, – обратился он к Ганцзалину.

Тот молча кивнул и уставился на эстонца, как кобра, собравшаяся загипнотизировать свою жертву, перед тем, как сожрать ее. Гуннару этот взгляд явно не понравился, он отвернул голову и заерзал на лавке, однако деваться ему было некуда.

После того, как великану развязали руки, он с явным облегчением растер их и весьма хмуро поглядел на Нестора Васильевича. Варвара Евлампиевна забеспокоилась: как-то он недобро на вас смотрит. Загорский только усмехнулся в ответ, пусть смотрит, как хочет, лишь бы говорил. Итак, он повторяет сваей вопрос – почему Гуннар убил Саара?

Эстонец покосился на барона.

– Отвечай, – велел тот.

По словам Гуннара выходило, что у них с Сааром давным-давно, еще в Лифляндии, случилась страшная ссора. Саар, перед тем как уйти во флот, соблазнил невесту Гуннара. Когда Гуннар узнал об этом, он решил убить Саара. Однако тот уже служил на корабле и несколько лет был недоступен для мстительных поползновений земляка. К тому времени, когда Саар вернулся в родное село, Гуннар уже немного успокоился и решил отложить свои мстительные планы на некоторое время. Но, конечно, не потому, что простил врага, а потому, что все знали, что у Гуннара на Саара зуб. Гуннар боялся, что если он убьет Саара, все сразу догадаются, кто убийца. Поэтому он решил дождаться более удобного случая.

– Вот вам иллюстрация старой поговорки: месть – это блюдо, которое подают холодным, – прервал свой перевод фон Шторн, но Загорский только досадливо махнул рукой: дальше, дальше.

Когда барон собрался на раскопки, и ему потребовались люди, Гуннар сделал вид, будто он забыл о своей обиде на Саара и решил привлечь его к делу. Это было тем легче устроить, что хозяйство Саара пришло к тому времени в упадок, и он очень нуждался в деньгах. Гуннар рассчитывал убить врага вдали от дома и обставить его исчезновение, как бегство. Тогда бы Саара не стали искать сразу. Ну, а после возвращения экспедиции на родину искать его было бы поздно: пропал и пропал.

– И Саар ничего не заподозрил? – поднял бровь Загорский.

Гуннар покривил рот. Может быть, и заподозрил что-то, перевел фон Шторн, но деваться ему все равно было некуда: после того, как скот его пал, а урожай потравили, деньги ему нужны были просто позарез.

– А кстати, – сказал Загорский, что-то сообразив, – не ты ли потравил его урожай и устроил падеж скота?

Великан только издевательски улыбнулся в ответ. Нестор Васильевич слегка нахмурился и продолжил допрос.