Сокровища кочевника. Париж и далее везде

Как-то раз она решила подняться ко мне сама. Не зная, на каком этаже я живу, останавливалась на каждом и звонила во все квартиры подряд в надежде в одной из них обнаружить меня. В конце концов ей открыл завернутый в полотенце мужчина с голым торсом. Окинув оценивающим взглядом Кристель, он уточнил:

– Вы по вызову? Я сейчас быстро схожу в душ и мы начнем!

Стала ли она разубеждать незнакомца, утверждать не берусь. Скажу только, что в конечном итоге Кристель до меня добралась.

– Вообще мужчина был довольно-таки неплохой! – заметила она. – Но я понятия не имела, что ты живешь этажом выше.

А когда у моей прекрасной Кристель в ночном клубе во время танца с запястья слетел золотой с бриллиантами браслет «Cartier», заметив пропажу, она подозвала к себе менеджера и сказала:

– Если кто-то из официантов найдет мой браслет, я дам ему пять долларов.

– За пять долларов, – заметил я, – браслет из золота с бриллиантами не найдет никто.

Много лет спустя мы встретились в Париже в кабаре «Фоли-Бержер». Совершенно случайно оказались в одном ряду в зрительном зале. Кристель смотрела представление в абсолютно черных солнцезащитных очках. Рядом с ней был очередной поклонник, как всегда, спортивного телосложения – ее вкусы с годами не изменились. В антракте мы расцеловались.

– Кристель, как вам спектакль? – спросил я.

– Ах, Александр, на мой взгляд, довольно скучный.

– Если бы вы сняли свои очки, увидели бы гораздо больше! – рассмеялся я, сообразив, что она просто-напросто спала, хорошенько подкрепившись до начала постановки любимым шампанским. Яркое и очень веселое представление «Фоли-Бержер» можно было называть довольно скучным только в одном случае – не видя его.

Гонконг моего времени – это город бесконечного прожигания денег. Сегодня его можно сравнить разве что с Дубаем. Представители финансовых элит тратили совершенно безумные средства. Повсюду открывались роскошные ночные клубы со свечами, китайским фарфором, гонгами и нефритовыми слонами. Самым шикарным считалось заведение «China Club». Этот клуб занимал старинное здание, расположенное в самом центре города. Интерьер был выполнен в стиле культурной революции Мао Цзэдуна – мебель той эпохи, на стенах плакаты на тему победы социализма в Китае. Кормили изысканно и безумно дорого. Баснословные счета оплачивала та самая Мери Блох. Дневник сохранил описание меню – фаршированные голуби, тарталетки с черной икрой, сумочки с лососиной, спаржа с креветками.

– Я хочу устроить званый вечер на пятнадцать дам и одного кавалера в лице Александра Васильева, – говорила она. – Других кавалеров нам не надо. Вы прекрасный дамский угодник и со всеми нами справитесь.

Среди гостей Мери было много состоятельных китаянок и всегда две-три русские эмигрантки из Харбина и Шанхая, оставшиеся и укоренившиеся в Гонконге. Но таких в Гонконге в мое время было немного, а подданных России тогда еще не начали пускать. В Гонконге часто бывал и правнук знаменитого русского художника Валентина Серова – Александр Серов. Он был киприотом и очень радовался факту, что я – внучатый племянник знаменитого русского художника Михаила Нестерова. Но самым таинственным человеком в этой небольшой русскоговорящей диаспоре был поляк Феликс Писарский, старик из Харбина, говоривший на шести языках и служивший переводчиком в полиции. В военное время он был шпионом трех стран. Одно время я был так увлечен историей жизни Первой русской эмиграции в Харбине, что морозным январем 1993 года летал туда из Гонконга, был поражен увиденным и посетил тогда же Шанхай, еще не испорченный современными перестройками. Мне запомнилась русская фраза шанхайских китайских таксистов: «Вели куда?» Об удивительных перипетиях русских в Китае снято несколько знаменитых фильмов – «Шанхайская драма» (1938), «Шанхайский жест» (1941), «Графиня из Гонконга» (1967).

Постоянное общение с французской и русской диаспорой меня очень многому научило. Я усовершенствовал свои лингвистические познания, учился этикету и протоколу, искусству убранства стола и интерьеров, искусству быть и искусству казаться. В жизни мне это очень помогло, и я благодарен своему отцу за то, что внезапная встреча с его портретом в Сан-Франциско подарила мне такой прекрасный период жизни и творчества в Гонконге в эпоху британской колонии.

Кроме ночных клубов и ресторанов, в Гонконге начала 1990-х годов процветали галереи старинного китайского искусства, где торговали фигурками Будды самых разных размеров, китайскими огромными вазами, гонгами, резными нефритовыми креслами, гуашевыми рулонами с портретами предков… Галерея Сандры Уолтерс подписала со мной контракт на продажу копии эскизов костюмов Диктатора моды и костюма Мачехи к балету «Золушка» в русском стиле. Я продал двенадцать «Мачех» и шесть «Диктаторов» подряд – настолько рисунки нравились покупателям. Вообще, надо заметить, Гонконг очень поднял мое благосостояние. Я смог продать там большое количество своих театральных эскизов, которые разошлись по всему миру.