Сокровища кочевника. Париж и далее везде

А город был чрезвычайно интересен. Меня поразили разнообразная кантонская кухня, базары, полные лакированными утками, сушеными курицами, темными яйцами, экзотическими фруктами. Уличная кухня включала в себя супы из вареной жабы со шпинатом, жареную змею, запеченные в крупной морской соли перепелиные яйца, редкие сорта чая. Все это сопровождалось нагромождением бамбуковых клеток с канарейками и соловьями, которые пели свои китайские трели на все лады. Город был чрезвычайно шумным: в какофонии переплетались звонки старинного британского трамвая, бурение горных пород, шум стройки – новые дома возводили с необычайной скоростью, снося кругом все старинное. В районе Ваншай была удивительная старинная улочка Ship Street, где снимали сериалы и детективы. Там находился заброшенный домик старой китаянки, которая доживала свой век в компании десяти шарпеев…

Вообще Гонконг славился своими стариками – китайскими аристократками из семей мандаринов, которые бежали туда от Мао. Я видел этих фарфоровых старух с великолепными укладками седых волос, заколотыми нефритовыми шпильками и серебряными заколками, апплицированными крыльями бабочек и голубыми перьями птиц. Они носили тяжелые нефритовые браслеты, ожерелья из жемчужин размером с черешню, семенили, закутанные в панбархаты и шелка, под руку с молодой прислугой, в своих маленьких туфельках. Когда эти старожилы уходили в мир иной, по китайской традиции их вещи выносили в тюках на улицу. В этих тюках я находил прекрасные шелковые платья-ципао 1930-х годов, которые потом, в 2011 году, показывал в Москве на выставке «Русский Китай» в Музее Востока.

Там же, в галерее при Академии искусств спектакля, состоялась первая в Гонконге выставка из моей коллекции исторического костюма. Посвящалась она периоду Belle Epoque, то есть декоративно-прикладному искусству эпохи модерн. Основной упор был сделан на английские вещи, никаких других они видеть у себя не хотели – колония-то британская. Манекены тоже пришлось привозить, поскольку в Гонконге не нашлось подходящих. Студенты-волонтеры с радостью помогали мне отпаривать вещи, надевать их на эти манекены. Всем руководила милейшая англичанка Лоррейн Нейлор, которая работала костюмером в «Лондон Сити Балете» и знала меня по работе в Англии. Другие выставки проходили в торговых центрах и посвящались русскому костюму. Я выставлял кокошники и сарафаны, кички и душегреи, шубы и другие изделия с меховой отделкой в стиле «Анна Каренина» и «Доктор Живаго». В оформлении использовался искусственный снег, что приводило китайцев, у которых не бывает снежных зим, в полный восторг.

Обучение китайцев было очень интересным занятием, надо было увлечь их чужестранной культурой, и мне это удавалось. Запомнился курьезный случай в Академии. Однажды на Гонконг обрушился небывалый тайфун с тропическим ливнем, уровень воды поднялся на 70 см. У меня в этот день как раз были занятия, и я позвонил заведующему с просьбой их перенести. А в отчет услышал:

– Мистер Васильев, вам уплачено, добирайтесь как хотите!

И так, переодевшись в шорты и вьетнамки, я «поплыл» по улице, неся на голове ящик с моими диапозитивами – но урок не сорвал. Большой поддержкой для меня была дружба с Жижи Шоа, теперешним ректором Академии. За все курсы, лекции и выставки меня отблагодарили званием академика Искусств спектакля, вручили академическую мантию и шапочку, чему я очень рад и по праву горжусь! Это одно из моих сокровищ кочевника.

В 1990-е годы самой знаменитой женщиной Гонконга была красивая и стройная француженка из Марселя Кристель Ли – в прошлом танцовщица одного из парижских ревю, очень выгодно вышедшая замуж за китайского миллионера – хозяина ипподрома, и переехавшая в 1975 году в Гонконг. Я уже сказал, что китайцы – народ азартный, поэтому ипподром процветал, а с ним – и его хозяин. Жена хозяина также не была стеснена в средствах. Она говорила по-английски с французским акцентом, предпочитала общество франкофонов, куда я сразу вошел и был приглашен на празднование пятидесятилетия Кристель, где каждый гость обнаружил на своей тарелке бархатную коробочку с бриллиантовым украшением.

Кристель очень любила шампанское и молодых британских спортсменов – желательно ватерполистов. Как только в Гонконге начинались какие-то состязания, она была тут как тут и по их окончании приглашала всю команду в ночной клуб пропустить по бокалу шампанского. Одним бокалом, конечно, дело не ограничивалось. Тот из ватерполистов, кто доживал до утра, уходил вместе с Кристель.

Эта эксцентричная женщина одевалась в шелковые платья в стиле «Versace», и образ ее держался на трех китах: мини, леопард и золото. Золотым был даже «роллс-ройс», на котором она часто заезжала за мной на съемную квартиру, оплачиваемую Академией искусства спектакля. Кристель была крашеной блондинкой и носила ежедневно очень яркий сценический макияж – видимо, по привычке, выработанной годами работы в ревю.