Приступив в 1985 году к оформлению спектакля «Дикий мед» по пьесе «Платонов», я перво-наперво принялся мастерить макет декорации. Единственным и обязательным условием со стороны дирекции было наличие на сцене деревьев, ведь в Исландии деревья не растут в дикой природе – так пусть хоть в театре зрители увидят, что такое настоящий лес. Я учел все требования. Стволы деревьев действительно опускались сверху, из-под колосников. А посреди леса стоял старинный усадебный дом с колоннами в стиле ампир. Вся декорация несколько напоминала сценографию постановок Художественного театра 1900-х годов, я подробно изучал творчество Виктора Андреевича Симова. На исландцев это произвело впечатление, поскольку в ту пору на мировой сцене начал закрепляться минимализм. Они привыкли к упрощенным костюмам, а я показал абсолютные реплики XIX века – с турнюрами, корсетами, шляпками и кружевом. Мы с режиссером решили выбрать 1880-е годы – время написания «Платонова» – за основу модного силуэта костюмов. В качестве закройщицы я пригласил свою подругу Сигрун Ульварсдоттир, выпускницу основанного мною театрального отделения в школе «Эсмод». Для нее работа со мной стала практикой, а для меня – настоящим счастьем, ведь Сигрун на родном исландском языке могла объяснить портнихам, чего я от них хочу.
Сигрун вскоре предложила поселиться в просторном доме ее родителей в самом центре Рейкьявика. Рядом с огромной лютеранской церковью Халлгрискирка, напоминающей сталактит.
Я был счастлив, что меня приняли в настоящей исландской семье, выделили большую светлую спальню на первом этаже. Оба родителя работали в школе. Папа Ульвар – директором, а мама Вальгердур – в библиотеке. Импозантная мама все свободное время проводила на кухне. Готовила она, кажется, на десятерых. Стол буквально ломился от разносолов. Много картофеля, рыбы, пирогов. На завтрак подавали вареный паштет из ветчины, густой куриный суп с рыбными галушками и кофе. Но главным блюдом всегда была арктическая куропатка «рюпа». Запеченные тушки темного цвета размером с голубя выкладывались на большое блюдо и торжественно подавались к столу. Мясо у арктической куропатки, как я запомнил, почему-то темное. К нему подавали фиолетовую сладкую капусту. Часто подавали гребешки и креветки. Одним из популярных исландских праздничных блюд была картошка в карамели и «хангикьет» – традиционная вяленая баранина. После сытного обеда подавался кофе с «каккой» – так по-исландски называется кекс. Запивали всё исландской версией кваса. После моей полуголодной парижской жизни я стал набирать первые килограммы именно в этой гостеприимной исландской семье.
Кроме Сигрун и кошечки Трины в семье были еще две дочери. Младшая Бегга вскоре тоже переехала в Париж. Старшая Диса с мужем-исландцем Райнаром жила через стенку от меня, в соседней комнате. Они за все время не издали ни звука. Заглянув к ним однажды, я увидел, что муж и жена в теплых носках и пижамах сидят спиною друг к другу каждый за своим компьютером. И так, представьте, целый день. Они вообще не разговаривали. Молчание нарушалось лишь по окончании обеда.
– Так, – говорили они хозяйке дома. Это означает «спасибо». И возвращались в свою комнату за компьютеры.
В Исландии в те года царил абсолютный культ детей. В каждой семье их было много, и молодые женщины с легкостью выходили замуж, если у них было уже 2–3 ребенка. Жених был не против, ведь это исландские дети. «Давай воспитывать вместе, у меня тоже есть двое от предыдущего брака». Потом они рожали еще троих – и получались многодетные семьи. Государство семьям с детьми очень помогало.
Улица Эриксганан находилась справа от церкви, город сам по себе небольшой, всё в шаговой доступности. Здание театра выглядело очень фундаментально. При нем организованы и декорационные и пошивочные мастерские, там же был и «фундус» – запасной гардероб, склад бутафории и мебели.
Как меня и предупреждали, все ткани для нашей постановки надо было привезти из Парижа – вместе с отделками, лентами, кружевом, пуговицами, цветами, перчатками и даже подлинной винтажной обувью. Состав спектакля оказался самым звездным для этой страны, главную роль играл муж режиссера – Арнар Йонсон. В мебельном подборе я нашел несколько очень похожих на русский ампир предметов датской мебели начала XIX века. Создал класс деревенской школы с партами и грифельной доской, выстроил движущийся поезд, а в виде музыкального оформления предложил русский романс «Ночь светла, над рекой…» Но его забраковали и поставили что-то очень молдавское и бравурное.
Реквизитор театра сказал мне после премьеры шепотом:
– Ты должен вернуться к нам, так как ты лучший из иностранных художников, с которыми тут приходилось работать!