Сокровища кочевника. Париж и далее везде

Приятно это слышать и осознавать. В Исландии и раньше бывали русские постановщики и художники. С местной балетной труппой работала московская балерина Наталья Конюс, женщина с неординарной судьбой. После окончания Московского хореографического училища в 1932 году ей разрешили уехать во Францию и танцевать в труппе Иды Рубинштейн и «Русского балета Монте-Карло», а потом как ни в чем не бывало вновь приняли в труппу Большого театра. Другую постановку создавал Марис Лиепа совместно с художником Валерием Левенталем. А вот о работе в драме выходцев из России я лично ничего не слышал.

Премьера «Дикого меда» в 1985 году прошла с большим успехом, в фойе театра была организована небольшая выставка старинных костюмов 1880-х годов из коллекций Патрика Лебретона и моей. Я даже прочел лекцию о русской культуре эпохи Чехова.

Пресса сильно подогрела интерес к этому спектаклю. Мой портрет красовался на обложке крупнейшей местной газеты «Morgunblaðið». Я был на исландском ТВ, прочел две лекции в Национальной школе дизайна и ремесел о становлении стиля модерн и о русском балете.

Особенно мою работу хвалили директор Городского театра Стефан Балтурсон, постановщица Торхильдур, а также танцор из Ирана, фаворит Рудольфа Нуреева, Чинко Рафик, которого пригласили танцевать Гран-па из «Корсара» на праздничном гала-концерте в Рейкьявике. Он нашел мой стиль близким к британскому, что тогда считалось большим комплиментом. Смуглокожий и кареглазый Чинко так понравился исландцам, что его уговорили остаться. И так как в Европе его карьера постепенно угасала, то он с радостью принял это предложение и начал ставить для балерин исключительно женские композиции – они были то лесными феями, то какими-то наядами, то нимфами… Самым слабым местом в балетной труппе Национального театра Исландии были танцовщики-мужчины. Они отсутствовали как класс. Их единственный танцовщик Хельги Томассон довольно быстро уехал в США, где сделал большую карьеру, став главным хореографом балета Сан-Франциско.

Моей главной конкуренткой на исландской сцене была художница из Лондона, тогда уже пожилая Уна Коллинз, оформлявшая известные спектакли в шестидесятых годах. Еще одной звездой дизайна костюма считалась Хельга Бьернсон. Она работала в Париже в Доме моды «Louis Feraud», прославленном своими творениями в духе Густава Климта. Она тоже порой создавала костюмы в Рейкьявике.

Два моих эскиза к «Платонову» были переданы в дар Музею города Рейкьявика – костюмы Маши Грековой и доктора Трилецкого.

В свободное от работы время я познавал Исландию. Все было для меня в диковинку. Например, отсутствие в природе диких деревьев и цветов. Вместо них валуны, небольшие кустарники и мелкая тундровая растительность. Или гейзеры, бьющие из-под земли кипятком. Или система теплых тротуаров, под которыми проложены трубы с горячей водой. Или небольшие деревянные домики очень ярких расцветок – как в Мурманске, ведь Мурманск тоже находится за полярным кругом. Зимой в Исландии практически нет света, солнце сутками не появляется из-за горизонта.

Жизнь в Исландии проходила при свете восковых свечей и практически в полном молчании. Исландцы, как оказалось, не самая болтливая нация. Однажды я был приглашен на званый ужин. На протяжении двухчасовой трапезы хозяева и гости издавали один и тот же звук – «яу», это значит – ага. Никаких бесед, обсуждений и споров. Одно сплошное «яу, яу, яу…». То же самое в общественном транспорте – пассажиры ехали в полной тишине. Однажды я спросил у своей подруги Стефании Адольфсдоттир, с которой у меня завязались романтические отношения, почему так.

– Как же ты не понимаешь, у нас очень маленькая страна, – ответила она. – Каждый второй знает каждого третьего. Как только исландцы начинают между собой переговариваться, они понимают, что учились в одной школе, были соседями по дому, ходили в один детский сад или вообще приходятся друг другу дальними родственниками. Здесь каждый понимает, о ком в разговоре идет речь.

У Геннадия Гладкова есть замечательная песня:

Жили-были трое троллей
На вершинах дальних гор,
Жили тролли, не скучали,
Хоть молчали с давних пор.

Как-то раз, никто не знает,

От каких таких причин,
В той стране раздался грохот.
«Что за шум?» – спросил один.

Но затих ужасный грохот,

И опять настал покой,
Двести лет прошло в молчаньи.
«Это мышь!» – сказал другой.

А когда еще столетье

Пронеслось над краем снов,
Третий тролль сказал: «Прощайте!
Ненавижу болтунов!»

Это абсолютно про исландцев!