Сокровища Посейдона

– Иди к черту, Фридрих! – отшутился Отто. – Накаркаешь на свою голову, а эти самые каннибалы возьмут да и приплывут откуда-нибудь на Окленды! Может, они таким образом решат спасаться от натиска цивилизации и здешние необитаемые скалы – лучшее место укрываться! Так что, друзья мои, поглядывайте и за морем, не видно ли где индейских пирог, а я пошел спать…

Было уже около двух часов ночи. Яхта шла со скоростью не менее четырех узлов, кренясь надоедливой боковой качкой, отчего клотик мачты раскачивался как перевернутый маятник огромных часов. Бережно прикрыв за собой дверь, на палубу вышел Вальтер, остановился рядом с рубкой, достал сигару, постучал ею о коробку.

– Клаус, дай, пожалуйста, зажигалку. Моя где-то на столе. Боялся шарить в темноте, чтобы не разбудить Карла. – Он принял от рулевого теплую зажигалку, крутнул колесико, прикурил.

– Не спится? – участливо осведомился Фридрих и с улыбкой проворчал, как это обычно делают старики на молодых, больше из зависти, чем из желания поучать подрастающее поколение. – Эх, мне бы ваши годы! В свои не отоспался вволю – то война, то беготня по белому свету… Гоняла нас горькая судьба, как чистоплотная хозяйка паука веником, не скоро отыскали укромное местечко свить паутину и детишками обзавестись.

Клаус прыснул от смеха, представив, какой по величине нужно иметь веник, чтобы гонять по огромней земле такого кругленького «паучка», как этот господин Кугель! Вальтер догадался, о чем подумал Клаус, тоже не сдержал улыбки, неожиданно предложил:

– Фридрих, а ты иди в каюту и спи себе спокойненько. Мы с Клаусом достоим вахту. Через два-три часа наступит рассвет, отец наверняка захочет сам встать в рубке. Иди, право слово. Днем наверняка не удастся отдохнуть… у этих роковых скал, как называют их мельбурнские и новозеландские моряки.

– Ну что же, я не против! – обрадовался Фридрих и не заставил себя долго уговаривать. – Мне и в самом деле под утро так хочется прикрыть глаза хоть на часок-второй. Клаус, ты хорошо запомнил, что говорил господин сенатор? Смотреть за островом, который похож на развороченный вулкан.

– Помню, господин Кугель, – отозвался из рубки Клаус, попыхивая дешевой сигаретой. – Как не помнить! Мы с господином Вальтером вместе будем смотреть. Однако, судя по ближним низким рифам на левом траверзе и во-он той одинокой скалы впереди милях в трех отсюда, мы еще не подошли к нужному островку.

Кугель неторопливо выкурил сигару, с наслаждением потянулся, заиграв сухожилиями громко, словно ненастроенный рояль, посмеялся:

– Мой отец был настоящий виртуоз хрустеть суставами. Мог на спор против кружки пива переиграть любого, так что у слушателей появлялось желание ощупать его, не все ли косточки переломал он… Ну, голубочки мои сизокрылые, несите службу исправно, – и ушел в развалку, мастерски улавливая ритм колебания палубы.

Вальтер почему-то тихо, словно опасаясь растревожить чуткий сон прекрасных морских дев-нереид, положил руку на штурвал и попросил рулевого:

– Сядь в кресло, Клаус, отдохни. Ноги, наверно, гудят от усталости. А я немного постою, попробую отвлечься от мыслей, которые кучей лезут в голову.

– На румбе сто восемьдесят два градуса. Два градуса – поправка на дрейф, – по привычке сказал Клаус, сдавая вахту.

– Есть на румбе сто восемьдесят два градуса, – усмехнулся Вальтер, сдвинул на затылок легкую шляпу и глянул на компас, освещенный маленькими лампочками подсветки от аккумулятора. – Ну, держись бог морей и океанов! Морские волки пришли в твои владения, будь милостив к ним и… терпелив, что бы они ни натворили здесь!

– Вальтер, у вас есть дети? – полюбопытствовал Клаус, чтобы не молчать и скоротать время вахты, потом принял от Вальтера сигару, приподнял порченную правую бровь, с причмокиванием затянулся ароматным дымом. – Ну и таба-ак! Не то что в моих сигаретах. Местные дельцы, похоже, научились к табаку примешивать дешевую морскую капусту, которой в наших краях предостаточно.

– Что? Дети?… У меня никого нет, дружище Клаус, ни мамы, ни жены… Тем более детишек. Люблю возиться с детьми Карла, они такие потешные, особенно когда учатся говорить. А своих уже никогда не будет, – добавил Вальтер тихим и обреченным тоном.