– Видишь, он даже на фотографии… отрезал отца и брата от себя!.. Возьми, если будем в Берлине, выполним его последнюю просьбу. А вообще я знал, что мой младший сын не античный атлант! Но не думал, что у него душа в теле держится на гнилых нитках… Не моя вина и не моя порода сказалась в нем, не моя!
– А что… с Амритой случилось? – Карл попытался заглянуть отцу в глаза, но тот смотрел на север, за корму, где осталась могила Вальтера, могила без памятника и без похоронных венков… – Ее и в самом деле… убили?
Отто Дункель уже стоял у края пропасти и ему нельзя было делать неосторожного, рокового шага. Потеряв Вальтера, он не мог потерять еще и Карла, даже в обмен на все сокровища Посейдона, которые лежат на бескрайнем дне мирового океана!
– Да нет же! Я просил Цандера подыскать Амрите и тетушке Ранджане другое место службы с приличным жалованьем, но подальше от Виндхука, чтобы они с Вальтером больше не встречались. А он вбил себе в голову какую-то детективную версию… – Отто провел ладонью по лицу, стер непрошенные слезы. – Марта, вижу, опять перепугалась. Бедняжка, вместо отдыха ей приходится переживать лишние стрессы.
Карл невольно поежился – такое горе в семье, а он о переживаниях чужой женщины заботится! Хотя как сказать! Не займет ли молодая баронесса более прочное место в сердце отца, чем таковое было у несчастного Вальтера в последнее время? Все может быть теперь, но родного брата она Карлу все равно заменить не сможет, при всем к ней уважении.
Отто посмотрел на пробитую уключиной шляпу, и Карл сдернул ее, увидел на дне шлюпки разукомплектованный акваланг, не нашел второго пояса и сказал об этом отцу.
– Он и написал в письме, что будет глубоко, чтобы не искали. – Отто с усилием поднялся на ноги, повернулся к рубке. Команда ждала объяснений, не расходилась, кто сопереживая, а кто и равнодушно, повидав на своем веку и не такие трагедии, как самоубийство молодого и богатого человека, почему-то пресытившегося жизнью.
– Вижу, друзья, вы хотите знать, что случилось? – говорить чужим людям было невероятно трудно, тем более о таком происшествии, но говорить было надо, иначе в сознании людей начнут возникать свои домыслы и предположения. – Случилось то, чего я давно ждал и… боялся. Вальтер по своей воле ушел… Его психика была основательно подорвана еще во младенчестве, в военном Берлине, когда он едва не погиб в затопленном метро. Весь вопрос был только в том, сколько он сможет прожить, когда этому случиться. И такой роковой час для моего сына наступил именно сейчас… Идите спать, если сможете. А ты, Клаус, сдай вахту Роберту и идем в мою каюту, хочу порасспросить о сыне. – Отто повернулся к Кугелю: – Фридрих, подежурь с рулевым. И следите за левым траверзом, чтобы не проскочить нам мимо нужного острова. Баронесса, прошу вас, успокойтесь. Все в воле Божьей. Я перед сыном ни в чем не виноват… Взял его в путешествие в надежде, что отдохнет на море, окрепнет душой и телом, а вышло совсем иначе. – Отто лгал и благодарил Всевышнего, что было темно и Марта не видела его бледного лица, не могла судить по глазам о том, что в душе Железного Дункеля не все благополучно…
Карл хотел пройти в каюту следом за Клаусом, но отец по-немецки попросил его остаться с Кугелем:
– Не надо оставлять его один на один с взбудораженной командой. Вдруг начнут подбивать боцмана, чтобы прервал путешествие и повернул назад, не дав нам возможность сделать то, ради чего мы и забрались в такую океанскую глухомань.
– Хорошо, отец, я только оденусь, а то выскочил в майке… Я в одну минуту управлюсь, – согласился Карл и направился к себе. Словно ожидая засаду, напрягшись телом, ногой открыл дверь каюты, где, казалось, еще колыхался воздух от возбужденного голоса Вальтера… Но все это было уже в прошлом, только в памяти, а наяву никогда не повторится – ни его слова, ни его взгляд, ни горестное выражение лица…
– Проходи, Клаус, садись к столу. – Отто Дункель вошел в каюту, сел на диван, завернув угол неубранной постели. Через открытый иллюминатор, когда яхта поднималась правым бортом, ярким снопом каюту прочерчивал лунный свет, как бы разделяя пространство между сенатором и настороженным рулевым, который сел на кресло в угол между столом и переборкой. Сел так напряженно, как будто на электрический стул в американском суде, о котором приходилось так много слышать, а теперь сам ждал страшной секунды, когда подключат ток и начнутся страшные мучения…
– Расскажи мне все, о чем вы говорили с Вальтером после ухода Кугеля в каюту, – тихо попросил Отто, делая ударение на слове «все». Вроде бы попросил, но по интонации это было страшнее любого приказа, отданного даже в крикливом тоне!