Сокровища животного мира

Я принялся подкрадываться к этому источнику звука. Туман быстро рассеивался, и я высматривал певца в вышине среди ветвей. Звук, казалось, ускользал, но через несколько минут листва зашевелилась, выдавая присутствие неведомого животного. Затем высоко над моей головой на большой сук трусцой выбежало нечто смахивающее на таксу. Не успел я прицелиться, как оно скрылось за стволом, и мне пришлось ждать, пока оно не выглянет с другой стороны.

Когда оно снова появилось, силуэт совершенно изменился. Хотя животное оставалось по-прежнему длинным и коротколапым, откуда-то у него взялся роскошный пушистый хвост, завернутый вперед, над спинкой. И тут зверек встал столбиком, да как бумкнет — только эхо раскатилось по лесу! Я выпалил, и зверек с глухим стуком упал на выстланную мертвой листвой землю. Подобрав трофей, я удивился — это была крупная масличная белка (Protoxerus stangeri

). Еще более неожиданным было то, что рядом с ней лежала большая лягушка в довольно плачевном состоянии. Я подумал: не успеешь разгадать одну тайну, как за ней сыплются на голову другие.

Значит, это белки бумкают, как гонги! И хотя мы до сих пор не понимаем, как они производят такой звук, я почувствовал, что узнал нечто очень важное. А вот при чем тут лягушка? Есть ли между ними какая-то связь?

Не откладывая, я вскрыл и обследовал желудок белки. Там обнаружилась, как и следовало ожидать, горстка непереваренных орехов и плодов, и ни намека на лягушек. Оставался один вывод: видно, лягушка — просто случайный, дополнительный дар свыше, вроде довеска. Этот дар заставил меня задуматься, и мне захотелось взобраться туда, в стихию вознесенных над землей существ. А почему бы мне не посмотреть своими глазами, как они там живут?

Мечта добраться до животных, обитающих в самом верхнем ярусе леса, с того дня совсем поработила нас; мы долго спорили, составляя идиотские планы и пытаясь осуществить самые смехотворные прожекты, пока не добились успеха. И, как часто бывает, избранный нами метод оказался до невероятности простым. Наткнулись мы на него чисто случайно — по крайней мере я так считаю.

В английских колониях и протекторатах существует закон, предписывающий местным охотникам и прочим лицам иметь ружья только строго определенного образца. Местное их название — «самострельные машины», и оно неплохо придумано, если вспомнить, какое множество раз адские орудия обращались против собственных владельцев. Хорошее современное ружье или винтовка в руках опытного местного охотника считаются сверхопасными — по каким причинам, политическим или чисто физическим, мы так и не смогли дознаться. Африканцам дозволено иметь старинные ружья, заряжающиеся с дула на манер мушкетов, они отличаются неимоверной длиной, допотопной конструкцией и еще многими сомнительными достоинствами.

Бесспорно одно: они чаще грозят увечьем или смертью охотнику, чем дичи. Эти свойства усиливаются еще от того обращения, которому подвергается оружие, и, главное, от способа чистки адских устройств. На ночь их ставят вертикально, дулом вверх, заливают доверху четырехфутовый ствол кипятком, а в отверстие крепко забивают пробку. И так продолжается годами; остается только удивляться, каким чудом они вообще не рассыпаются в прах.

Во-вторых, так как все они заряжаются с дула, пороху туда можно засыпать сколько взбредет в голову и забить что угодно в качестве пыжа. Сверху досыпается любое количество дроби. Поскольку дробь любого калибра стоит дорого, а гальки и рубленых старых гвоздей сколько угодно и задаром, ясно, что бережливые и здравомыслящие африканцы норовят свернуть на узкий и тернистый путь.

Это приводит к тому, что спустя некоторое время заряд может вырваться на все пять, а то и шесть сторон и лететь куда попало: на север, юг, запад, восток и в любом другом направлении под прямым углом к указанным! С трех сторон есть заслон в виде той или иной части тела владельца, с остальных возможно поражение левой руки стрелка или наконец намеченной цели. Итак, когда ружье разражается выстрелом, неприятности почти неминуемы.

К нам привели жертву одного такого несчастного случая: у почтенного охотника необъяснимым образом оказались разукрашенными шрамами правое предплечье, грудь, лицо и обе руки, а главное, поранен глаз. Раны были по три дюйма длиной, вздуты, как небольшие вулканы, и забиты несгоревшим черным порохом. Мы сделали все, что могли, и каким-то чудом, поскольку мало смыслили в медицине, сумели спасти глаз, но избавить пострадавшего от пожизненных шрамов и непрошеной татуировки мы были бессильны.

В результате изучения «анатомии, физиологии и поведения» этих мушкетов мной был издан строжайший закон: держать их на расстоянии не меньше трехсот ярдов от нашего лагеря.