Сокровище

Части меня хочется, чтобы она продолжила попытки, хочется думать, что существует какое-то заклинание, способное хотя бы избавить нас от кляпов, если только ей удастся его найти. Я не против того, что меня арестовали. Я даже не против того, что у меня связаны руки. Но этот теневой кляп? Он так меня напрягает, что часть меня хочет, чтобы он просто исчез – и к черту последствия.

Однако как бы мне того ни хотелось, я понимаю, что это довольно слабая надежда. Если бы обычная магия могла пересилить магию теней – самую древнюю на земле, – то нас бы вообще не было здесь. Мы бы давным-давно нашли способ нейтрализовать магию теневого яда, и Мекай был бы спасен.

Однако в конце концов она перестает пытаться издавать звуки. Как и все остальные. Вместо этого мы едем молча, только иногда мыча и кряхтя.

Я сижу, прислонившись спиной к стенке нашей клетки, и, хотя я изо всех сил стараюсь не спать, в конечном итоге я откидываю голову на прохладный металл стенки. И некоторое время спустя чувствую, что мои веки опускаются и все мое тело тяжелеет.

Я пытаюсь стряхнуть с себя сонливость, но в конце концов просто поддаюсь ей и проваливаюсь в дремоту. Ведь если я буду спать, то хотя бы перестану считать каждую секунду, как будто она может стать для меня последней.

Я не знаю, как долго я сплю, но в конце концов просыпаюсь, когда наша колымага останавливается. Мое сердце колотится часто-часто, и я напрягаю слух, пытаясь уловить звук, означающий, что они идут за нами.

Поначалу я ничего не слышу, но затем улавливаю стук ботинок, топчущих гравий возле клетки. Я затаиваю дыхание и чувствую, как все вокруг меня делают то же самое.

Но несколько долгих томительных минут ничего не происходит. Мы просто сидим молча и ждем, гадая о том, что будет, когда двери наконец откроются.

Чем дольше мы ждем, тем больше я напрягаюсь. И чувствую, как напрягаются и остальные, пока напряжение не доходит до такой точки, что я ожидаю, что кто-то из нас вот-вот взорвется.

Но, быть может, в этом-то и суть. Быть может, они ждут, кто из нас психанет первым. И если так, то они хорошо знают свое дело. Потому что с каждой минутой я чувствую, что все ближе подхожу к тому, чтобы психануть.

Мне кажется, дело тут в утрате контроля над органами чувств. Главное не то, что меня заперли, что я оказалась под замком, а то, что меня лишили способности видеть и общаться с моей парой и с моими друзьями.

Да, именно это доводит меня до ручки.

Это заставляет меня задаться вопросом о том, как Хадсон смог выдержать все эти годы в Сошествии, в каменной гробнице, и не сошел с ума. Что касается меня, я вряд ли смогла бы вынести такое хотя бы несколько дней. А что, если бы я была заперта в такой гробнице годы и десятилетия?

Я мотаю головой.

Сделав еще один глубокий вдох, я чувствую, что теперь уважаю его еще больше, чем некоторое время назад, а ведь мне казалось, что это невозможно.

Собственно говоря, я…

Со стороны дверей доносится какое-то царапанье, и я подаюсь вперед, чувствуя, что мое сердце так колотится, будто готово вот-вот вырваться из груди, и напрягая слух. Что же сейчас произойдет?

Еще царапанье, затем слышится лязганье металла о металл.

Шелест голосов.

Скрежет ключа в замке.

А затем двери распахиваются, и нас обдает ледяной воздух.

Глава 66 Хорошо связаны

– Вставайте! – рявкает кто-то.

Я пытаюсь встать, но это нелегко, поскольку от долгого сидения в одной позе у меня затекли ноги.

Видимо, другие сталкиваются с той же проблемой, потому что гвардеец продолжает орать на нас. Затем слышится топот ног по металлу. Кто-то поднимается в клетку, чтобы вытащить нас из нее. И судя по количеству топающих ног, их несколько.

Рядом со мной слышится шелест одежды, затем вскрикивает Хезер. Через несколько секунд Иден издает тихое ворчание. Я пытаюсь спросить их, в чем дело, но прежде, чем я успеваю хотя бы замычать, кто-то хватает меня за руки и рывком ставит на ноги.

Теперь уже вскрикиваю я сама, меня толкают к дверям, ноги пронзают тысячи игл, от этого на глазах выступают слезы.

Я не доставлю им удовольствия, не позволю им увидеть, как мне больно, и потому держу рот на замке, когда меня стаскивают со ступенек этой колымаги.

Ступив на землю, я продолжаю идти, пока не натыкаюсь на кого-то. Кажется, это Флинт, потому что спина, в которую я врезалась, шире и тверже, чем у Джексона или Хадсона.

Хезер тихо всхлипывает за мной, и я инстинктивно поворачиваюсь к ней.

– Все будет хорошо, – пытаюсь сказать я, но, разумеется, у меня ничего не выходит.

Гвардеец, сжимающий мои руки, грубо дергает меня.

– Смотри вперед! – рявкает он.

Я хочу сказать ему, что у меня завязаны глаза и я не могу никуда смотреть, но не могу сделать и этого. Поэтому я просто стискиваю зубы и обещаю себе, что, когда мы выберемся из этой передряги, я выскажу все, что думаю об этом. И как бы это ни закончилось – и что бы нам ни пришлось делать в будущем, – я никогда, ни за что никому не позволю связать меня так, как я связана сейчас. Если кто-нибудь попытается это сделать, то я буду сопротивляться изо всех сил.