– Я ждал вас, дон Фелипе, – ответил тот, сделав шаг назад и не взяв протянутой ему руки.
Дон Фелипе этого движения не заметил или не придал ему значения.
– Все ли у вас здоровы? – продолжал он. – Мне кажется, будто я целый век не был здесь.
– Все здоровы, сеньор.
– Слава богу! Я не мог дождаться минуты, когда мы увидимся.
– И я также, сеньор, – ответил отшельник глухим голосом.
Наконец-то дон Фелипе обратил внимание на холодный прием.
– Что с вами, друг мой? – спросил он с участием. – Вы мне кажетесь печальным, озабоченным. Уж не приключилось ли у вас какого горя?
– Действительно, случилось горе, сеньор, почему и прошу извинить меня. Я желал бы переговорить с вами, дон Фелипе, о важном деле. Удостойте меня несколькими минутами разговора с глазу на глаз.
– С величайшим удовольствием, – весело ответил дон Фелипе, похлопывая по портфелю, который держал под мышкой. – И мне надо переговорить с вами о важном деле.
– Важном для меня?
– Для кого же еще?
– Я не понимаю, какое это дело.
– Быть может, – лукаво заметил дон Фелипе, – мое дело и ваше – в сущности, одно и то же.
– Сомневаюсь, – пробормотал отшельник, нахмурив брови.
– Мы будем беседовать здесь?
– Нет, это общая комната, здесь все проходят. Лучше пойдемте ко мне.
– Как угодно, любезный друг.
Отшельник прошел вперед и поднялся по лестнице, между тем как дон Фелипе следовал за ним.
К своему изумлению, гость заметил, что дамы не показываются, тогда как прежде всегда выходили ему навстречу.
Казалось, что отшельник был совершенно один в своем домике.
Наверху он посторонился, чтобы пропустить дона Фелипе, и вошел вслед за ним, тщательно затворив за собой дверь. Потом он быстро надел шляпу, которую все время держал в руках, выпрямился и надменно сказал:
– Мы теперь наедине и можем объясниться.
– По-видимому, кузен, – улыбаясь, ответил дон Фелипе, – вам угодно наконец вспомнить, что вы – испанский гранд первого ранга и имеете право стоять перед королем в шляпе. Я рад этому за вас и за себя.
– Что это значит? – вскричал отшельник в изумлении.
– Это значит, что я – Филипп Четвертый, король Испании и Индии, а вы – дон Луис де Торменар, граф Тулузский и герцог Бискайский. Разве я ошибаюсь, кузен?
– Ваше величество! – пробормотал дон Луис в смятении.
– Выслушайте же меня, – с живостью продолжал король, ласково улыбаясь, – вы спасли меня, рискуя собственной жизнью. Я хотел узнать, кто вы. Однако, упорно оставаясь непроницаемым, вы отказывались от всех моих даров, отклоняли все мои предложения. Такое упрямство подзадоривало меня. Во что бы то ни стало хотел я знать о вас все – и узнал! Герцог, мой покойный отец, король Филипп Третий, обманутый ложными наветами и легко поверив клевете ваших врагов, был жесток и неумолим к вам, я даже прибавил бы – несправедлив, если бы не говорил про отца, теперь уже находящегося в царстве Отца Небесного. Следовало исправить вопиющую несправедливость – я исполнил это. Ваше дело было пересмотрено в верховном суде, приговор над вами отменен, честь ваша восстановлена в былом блеске. Теперь, кузен, вы действительно дон Луис де Торменар, граф Тулузский, маркиз Сан-Себастьянский, герцог Бискайский. Состояние ваше возвращено вам, позор снят с вашего имени, враги ваши наказаны!.. Довольны ли вы?
И он протянул ему руку.
Ошеломленный тысячью самых разнообразных чувств, нахлынувших на него, дон Луис преклонил колено и хотел поцеловать руку, которая так великодушно возвращала ему все, чего он был несправедливо лишен, но король не допустил этого. Он удержал своего кузена, привлек к себе и заключил в объятия.
– О, ваше величество! – вскричал герцог, и рыдание вырвалось из его груди. – Но почему…
– Постойте, кузен, – мягко прервал его король, – ведь я еще не закончил.
– Боже мой! С какой целью все это было сделано? – пробормотал герцог глухим голосом.
– Увидите.
– Я слушаю, ваше величество.
– Буду говорить откровенно. Принятый как друг, почти как сын в вашей благородной семье, я не мог не полюбить Христиану.
– А! – вскричал дон Луис, бледнея.
– Да, герцог, теперь говорит не король, но друг! Я люблю Христиану, как никого еще не любил. Ее безыскусное чистосердечие, ее девственная чистота – все пленило меня в ней. Тогда…
– Тогда, ваше величество, – с горечью сказал герцог, – вы, друг ее отца, спасшего вам жизнь, решили отплатить за эту услугу…
– Тем, что прошу у герцога Бискайского, моего друга, руки его дочери, – с благородством сказал король. – Неужели он откажет мне и неужели он спас мне жизнь только для того, чтобы осудить на вечное страдание? Теперь слово за вами, герцог, или, вернее, друг мой. Я сказал все, что хотел.
– Но я, ваше величество, должен сознаться вам, что недостоин вашей доброты. Ведь я сомневался в вас, в вашем сердце, наконец, в величии вашей души… Еще вчера, когда мне открыли, кто вы, я думал, что вы намерены подвергнуть позору мой дом.
– Молчите, дон Луис!