– Кирья, не надо.
– Верделл, Ты слышал? Его хотят пустить на мясо.
– Ладно. Ладно! Уважаемый, если мы купим у вас мерина и кобылу, сколько вы с нас возьмёте за него?
– По две серебряных за тех двух и этого берите даром.
Верделл удивленно распахнул глаза.
– Берём, – сказал он. – Кирья, я не знаю, зачем он тебе, но раз его дают даром, то давай возьмём. Тут очень, очень дёшево. Я таких цен ещё не видел!
Мужчина ухмыльнулся.
– Ладно, я за верёвкой.
Он вернулся с двумя уздечками и верёвкой, вывел Верделлу двух лошадей и отправился за жеребчиком. Аяна ожидала, что тот шарахнется от человека, но гнедой прижал уши, присел на задние ноги и прыгнул, чтобы укусить его.
Аяна ахнула. Мужчина сжал руку в кулак и стукнул жеребчика по морде, потом взял за верёвку на шее и потащил к Верделлу, уворачиваясь от его зубов.
– На. Сам возись с этой скотиной. Сёдла в конюшне, за них ещё половина серебряного.
– Двадцать. Двадцать меди, – твёрдо сказал Верделл.
– Двадцать четыре, – сказал мужчина.
– Ладно. Двадцать три и по рукам.
Мужчина крякнул, мотнув головой, плюнул на ладонь и протянул Верделлу. Тот сделал то же самое, они пожал руки, и мужчина удалился.
– Это и называется торговаться, – сказал Верделл на удивлённый взгляд Аяны.
– Я знаю. У нас ведь тоже договариваются при мене. Но зачем ты плюнул на руку?
– А у вас так не делают? Мне кажется, так делают везде. Во всех портах, куда мы заходили, сделка подтверждается так.
– Арем Дэн говорит, что руки должны быть чистые. Невидимая грязь, которая может попасть внутрь тела... Помнишь, потная лихорадка? Она разносится чиханием. Лучше помой руки, Верделл. Я видела колодец во дворе. Не хватало нам ещё какой-нибудь напасти.
– Да у нас и так тут напасть, – пробормотал Верделл, глядя на жеребчика, который беспокойно ходил на другом конце верёвки, натягивая её всё больше. – Я уже жалею, что пошёл на поводу у своей жадности.
– Ты видел, как он бьёт его? Лошадь бить нельзя. Он же совсем молодой, и он просто напуган. Я думаю, что он умный.
– Ты знаешь толк в лошадях?
– Не особо, – пожала плечами Аяна.– Просто так кажется.
– Эх, кирья, – сказал Верделл, покачал головой и увёл лошадей во двор.
– Милый мой, хороший, – сказала Аяна, медленно подходя к жеребчику. – Я не обижу тебя. Стой спокойно. Как же тебя зовут?
Он стоял напряжённо и всматривался в неё, но страха в глазах не было. В них был какой-то вызов. Аяна протянула ему руку ладонью кверху, но он не потянулся обнюхать её, а сделал спокойный шаг в сторону. Он был не очень высокий, но крепкий и ладный, а шкура блестела. Аяна залюбовалась на цвет его шерсти.
– Ты как орешек колючий, – сказала она, вспоминая цвет глаз Конды. – Как ташта. Теперь ты Ташта. Пойдём, мой хороший.
Аяна легонько за верёвку, ожидая, что он снова отойдёт или вообще шарахнется, но он спокойно пошёл за ней.
6. Слишком долго
Верделл отдал деньги мужчине, и тот помог оседлать лошадей. Сёдла были не самые новые, и Аяна удивилась столь странной цене.
- Верделл, почему седло стоит как четверть коня? - спросила она, осматривая покупку. - Они не выглядят как то, что стоит четверть коня!
– Видимо, тут работа кожевенника ценится больше, – сказал Верделл, отряхивая руки, которые сунул в бочку с водой у стены. – Как у вас – стекло. Кирья, я отдал всё серебро и медь, что у меня были. Осталось только золото и четыре гроша. Нам нужно будет разменять золотой в городе. Уважаемый, – окликнул он мужчину. – Сколько ехать до города?
– До большого торга? В Хасэ-Даг? Ну вы и замахнулись. Так-то дней десять, ежели не мешкать, но с этой скотиной – не знаю. Хорошо если за две недели доедете.
Аяна никогда ещё не ездила в седле, и ей было непривычно управлять поводьями.
– Ты слишком слабо тянешь, – сказал Верделл, когда они выезжали из деревни, и за ними на верёвке трусил Ташта. – Он не чувствует поводьев. У него рот жёсткий.
Аяна натянула крепче, и мерин послушался.
– Это жестоко, – жалобно сморщилась она. – Я рву ему рот. У наших уздечек нет этой железной штуки.
– Я не видел ещё ни разу, чтоб на лошадях ездили так, как у вас в долине. У вас как будто никуда не торопятся.
Это было правдой. У них никуда не торопились. Да и некуда было торопиться. Она вспомнила, как мерно Пачу шагал по дороге между полей с тыквами и подсолнухами, пока они ехали на общие работы, и грустно вздохнула.
По дороге им попались две большие деревни и несколько маленьких. Верделл опять рубил дрова за еду, а Аяна помогла с сенокосом, когда их пустили ночевать на сеновал.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Верделл, когда она опять водила жеребчика кругами на одном из привалов, потом пыталась касаться его ног и спины, и так раз за разом. – Он всё равно необучаемый.
– Не знаю. Мне кажется, он очень умный. Он уже совсем не боится меня. Вчера он обнюхал мои волосы, а я гладила его шею.
– Да он и не боялся, кирья. Это я его боюсь. Ты видела, как он прыгал на того мужчину?