Сокровище семи звезд

Мой ответ сержанта явно не удовлетворил. Сильно развитый профессиональный инстинкт, похоже, преобладал в нем надо всем прочим.

– Вот почему преступления так редко раскрываются, если расследованием не занимаются профессионалы, – сказал он. – Частные сыщики никогда не прилагают всех усилий к поимке преступника. Обычные же люди, едва лишь ситуация выправляется и тревожное напряжение спадает, просто бросают дело. Это как морская болезнь, – философски добавил он после короткой паузы. – Как только сходишь на берег, ты уже о ней и не вспоминаешь, а бежишь в буфет, чтобы наесться досыта! Ну что ж, мистер Росс, я рад, что дело закончено – по крайней мере, для меня. Полагаю, мистеру Трелони мои услуги не требуются, и теперь, когда снова здоров, он сам во всем разберется. А возможно, и не станет разбираться. Поскольку он явно ожидал чего-то подобного, но в полицию за защитой не обратился, мне кажется, он просто не хотел привлекать служителей закона к поискам и наказанию виновного. Вероятно, для успокоения совести нашего отдела регистрации официально нам сообщат, что с мистером Трелони приключился несчастный случай: приступ сомнамбулизма или что-нибудь в таком роде, – на этом все и закончится. Для меня же, скажу вам честно, сэр, такая развязка станет настоящим спасением, ибо я уже начал сходить с ума от всего этого. В вашем деле столько тайн, которые вообще не по моей части, что я не могу с уверенностью судить ни о фактах, ни об их причинах. Теперь же я спокойно умою руки и снова займусь старыми добрыми делами чисто уголовного свойства. Разумеется, сэр, если вам когда-нибудь удастся пролить свет на эти загадочные события, буду рад, если поставите меня в известность. И буду вам глубоко признателен, если однажды объясните, кто же все-таки стащил пострадавшего с постели в первый раз, когда его покусал кот, и кто орудовал ножом – во второй. Ведь не мастер же Сильвио, верно? Вот видите, мне по-прежнему не дают покоя эти вопросы! И мне просто необходимо получить ответы на них, чтобы неотвязные мысли о вашем деле не мешали сосредоточиться на других, требующих полного моего внимания!

Когда Маргарет вернулась, я встретил ее в холле. Вопреки моим ожиданиям, она нисколько не воспряла духом после прогулки, а оставалась все такой же бледной и печальной. При виде меня, однако, глаза ее просияли.

– У вас какие-то добрые новости? – спросила она, пытливо глядя на меня. – Отцу лучше?

– Да! А почему вы так решили?

– Прочла на вашем лице. Я должна сейчас же пойти к нему!

Маргарет торопливо двинулась прочь, но я ее остановил:

– Он сказал, что пошлет за вами, как только оденется.

– Сказал, что пошлет за мной! – изумленно повторила она. – То есть он очнулся и пребывает в ясном сознании? Я и не поняла, что ему стало настолько лучше! Ах, Малкольм!

Она опустилась в ближайшее кресло и расплакалась. Признаться, у меня самого глаза невольно увлажнились. Увидев ее безмерную радость и душевное волнение, услышав свое имя, произнесенное ею в такую минуту и с таким искренним чувством, и исполнившись самых упоительных надежд, я совершенно перестал владеть собой. Маргарет заметила – и хорошо поняла – мое состояние. Она протянула мне руку, и я горячо пожал и поцеловал ее. Подобные мгновения, дающие влюбленным возможность проявить свои чувства, суть истинный дар богов! Я и прежде знал, что люблю Маргарет, но до сих пор смел лишь надеяться на взаимность. Однако сейчас пылкая готовность, с какой она протянула мне руку и ответила на мое пожатие, и огонь любви, засиявший в прекрасных глубоких темных очах, устремленных на меня, были красноречивее любого признания, которого может ждать или требовать самый нетерпеливый и настойчивый влюбленный.

Мы не произнесли ни слова – в них не было необходимости. Не будь я даже связан клятвенным обещанием молчать о своей любви, все равно никаких слов не хватило бы, чтобы выразить владевшие нами чувства. Взявшись за руки, как дети, мы поднялись по лестнице и остановились на площадке в ожидании зова мистера Трелони.

Шепотом на ухо (так было гораздо приятнее, чем говорить обычным голосом, держась на расстоянии, не столь близком) я поведал Маргарет, как ее отец пришел в сознание, о чем спросил в первую очередь и какой разговор у нас затем состоялся, умолчав лишь о том, что, среди всего прочего, речь шла и о ней самой.

Вскоре в комнате прозвенел колокольчик. Маргарет стремительно скользнула прочь от меня, оглянулась, предостерегающе приложила палец к губам и, подойдя к двери, тихо постучала.

– Войдите! – раздался звучный голос.

– Отец, это я! – проговорила она, задыхаясь от волнения.

В комнате послышались быстрые шаги, дверь стремительно распахнулась, а в следующее мгновение Маргарет ринулась вперед – и оказалась в отцовских объятиях. Сказано было совсем мало, лишь несколько отрывочных фраз:

– Отец!.. Дорогой мой, дорогой отец!..

– Дитя мое!.. Маргарет!.. Милое мое дитя!..

– Отец!.. Наконец-то! Наконец-то!..

Потом отец с дочерью вошли в комнату, и дверь за ними закрылась.

Глава 14 Родимое пятно