Читаем Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора полностью

– …а еще ты конечно же слышал, что катары (как называют нас римские христиане) поклонялись черному коту и целовали его в… (противно даже произносить вслух измышления врагов). Зачем ты повторяешь чужую ложь? – Глаза Гийома де Ногаре зажглись кровавой ненавистью. – Однажды мне надоело ее слушать и я решил устроить так, чтобы о римских христианах стали говорить куда более страшные вещи. Разве твои братья, Великий магистр, не признались в самых ужасных поступках, которые могли совершить только слуги дьявола. Если пожелаешь, завтра они признаются, что на обед поедали невинных младенцев. Теперь тамплиеры дружно утверждают, что целовали друг друга туда, куда катары целовали Люцифера, который являлся к ним в образе черного кота. Христиане-тамплиеры на своей плоти испытали, как можно опорочить и уничтожить всех и все.

– Разве катары не избивали священников, не убоявшихся служить мессу в Лангедоке и Провансе – где находилось более всего еретиков? Разве не горели в Тулузе церкви, иконы и кресты…

– Горели… только после того, как на кострах начали сжигать Добрых людей. До тех пор мы покорно терпели окружающий мир, хотя и не признавали ни римских священников, ни пышные обряды, ни икон, ни креста… Разве это возможно? Господа, Создателя мира пригвоздить к кресту?! Разве Господь мог позволить так издеваться над Собой людям?!

– Вы извратили учение Господа и мечтали заполнить ересью весь мир. И ты осмеливаешься утверждать, что катары лучше нас, христиан? – возмутился узник. – Вы обвиняли наших священников в стяжательстве, а ваших «Совершенных» «Добрые люди» были обязаны обеспечивать всем необходимым. При встречи с «Совершенным» каждый человек должен трижды падать ниц, словно перед Богом. Разве это не язычество?

– Нет. Каждый по своему имеет право поклоняться Господу. И за различия нельзя сжигать на кострах и объявлять крестовые походы на единокровный народ, словно против сарацин или язычников.

– Может быть, вина твоих соотечественников была искажена. Я не судья, и палачом катар не был, – как добрый христианин, Жак де Моле перестал искать чужие прегрешенья. – Я не участвовал в Альбигойском походе и никогда не поднимал меч на христианина, пусть даже заблудшего. Когда казнили твоих предков, Гийом де Ногаре, рыцари Храма защищали святые места; охраняли пилигримов, шедших поклониться земле, которая видела Иисуса Христа. Давно истлели кости тех, кто защищал Монсегюр, и тех, кто брал эту неприступную крепость. Но почему ты вспомнил об обидах, которые давно обратились в прах и поросли травою?

– Все было давно, – согласился Гийом де Ногаре, – однако невинно пролитая кровь не была оплачена. Теперь пришла пора рассчитаться. Так решил я!

– Несчастный человек! – воскликнул Жак де Моле. – Ты живешь только местью, и она съедает тебя самого. Тлен уже добрался до твоего тела, но еще ранее ты обрек свою душу на вечные муки. Только Господь может судить живых и мертвых!

– Меня жалеет человек, который ждет мучительной смерти, – ухмыльнулся Гийом де Ногаре. – Уж не надеешься ли ты своей проповедью отвратить меня от заслуженного возмездия?

– Увы! Сегодня от тебя ничего не зависит.

– Ты забыл, кто я?! Без моего ведома в Париже не может пролететь и муха…

– Уходи, Гийом де Ногаре, – произнес единственную просьбу узник. – Ты дышишь злом, и оно тебя погубит. Чем дольше ты остаешься рядом со мной, тем больше тобой овладевает ярость. Не хотелось бы стать причиной твоей скорой смерти. Ведь Господь и заблудшим овцам подчас дарует долгую жизнь – с тем, чтобы они успели покаяться в грехах.

– Больше ты ни о чем не желаешь попросить королевского советника? – в последней надежде промолвил Гийом де Ногаре.

– Твой визит напрасен, ибо, как ни велико могущество Гийома де Ногаре, не сможет он сделать мне больнее, чем уже сделал.

– Я сказал тебе все, что хотел. А сейчас хочу подарить тебе жизнь и свободу, – неожиданно произнес королевский советник.

– Добрые намерения легко исполнимы, – не смог сдержать улыбки узник. – Тебе остается открыть дверь темницы и приказать страже ничего не делать.

– Именно так я и поступлю, но только после того, как услышу ответ на единственный вопрос: где Умбер де Блан?

– Нет ли у тебя другого вопроса, Гийом де Ногаре? Ты желаешь узнать у человека, заточенного в темницу, где находится посланный тобой командор Оверни?!

– Но перед этим вы провели много времени вместе. И ты, Жак де Моле, будешь утверждать, что вы не пытались обмануть меня?

– Не суетись напрасно, Гийом де Ногаре. Если до сих пор тебе не удалось найти командора Оверни, то даже я бессилен помочь.

– Странно… Вместе с Умбером де Бланом бесследно исчез целый отряд королевской стражи, – задумался советник короля. – Последний раз его видели в окрестностях Монсегюра. Не сможешь ли ты прояснить сие чудо, коль не смог справился с первым вопросом?

– Видимо, руинам Монсегюра показалось мало пролитой на них крови, вот они и поглотили королевских воинов.

– Я не верю в прожорливость камней, тамплиер. Произошло что-то необычное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги