Тамплиеров вывели на казнь при огромном стечении народа. Обреченные были выходцами из знатных родов, во цвете лет и полные сил. Обычно подобная казнь доставляла удовольствие простолюдинам, и король не стал лишать свой народ столь редкой радости. На этот раз все пошло не так.
Храмовников привязали – каждого к своему столбу, сложили дрова для костров. Горел заранее заготовленный огонь, но воспользоваться им не торопились. Королевский сержант призвал всех к тишине и громогласно произнес:
– Милостивый король дарит еретикам последнюю возможность спасти свои тела и души. Если кто из осужденных раскается в ереси и признает вину, будет немедленно освобожден от огня.
Обещание, произнесенное от имени короля пред ликом тысяч людей, не могло остаться неисполненным. Друзья и родственники тамплиеров начали просить и умолять их произнести требуемое признание. Всего несколько слов стояли между смертью и жизнью. Однако ни мольбы, ни слезы не поколебали никого из пятидесяти четырех человек. Никто не пожелал спасти себя ложью, все пятьдесят четыре воина-монаха выбрали мучительную смерть.
Палачи начали подносить огонь к дровам. Костры разгорались не одновременно. Одни мученики в считанные мгновение были охвачены огнем, другие терпеливо ожидали, пока под их ногами разведут костер. Голоса из пламени и дыма, затем вопли и крики явственно показывали, сколь великие муки и страдания терпят несчастные тамплиеры. Однако никто из обреченных не проявил слабости при виде товарищей, сгоравших на соседних столбах.
Скрытые дымом костров, охваченные пламенем, рыцари Храма продолжали защищать свой орден. Они кричали в последние мгновения жизни, что умирают невиновными, что их вынудили признать то, чего не совершали, что орден чист перед земным законом и законом Всевышнего. Тамплиеры не переставали повторять еще одну фразу, которая указывала на истинного виновника их гибели: «Наши тела принадлежат королю, а души Богу!»
Тамплиеры умирали с таким мужеством, что вызвали возмущение врагов: «И страдая от боли, они в своей погибели ни за что не пожелали ничего признать: за что их души будут вечно прокляты, ибо они ввели простой люд в превеликое смятение», – пишет королевский хронист.
Искра надежды в начале расследования обернулась для несчастных тамплиеров пламенем мучительной смерти. Их продолжали убивать, чтобы отнять желание защищать орден у тех, кто осмелился это делать. Их убивали, чтобы осталось как можно меньше свидетелей величайшей несправедливости. Еще не остыл пепел костров, зажженных по приказу Филиппа де Мариньи, как запылали новые. В Париже участь жертв архиепископа разделило еще пять тамплиеров, среди которых был и духовник короля – Жак де Таверни. Архиепископ Реймский также не смог отказать королю: согласно его обвинительному приговору девять братьев ордена Храма отправились на костер.
Казначей Жан де Тур, когда-то любезно предоставивший королю щедрый кредит, был замучен в тюрьме раньше, чем во Франции запылали зловещие костры. Королевские палачи исправили и эту ошибку: прах казначея был извлечен из могилы, а затем сожжен. Доблестный рыцарь Храма Понсар де Жизи, который одним из первых встал на защиту ордена, скончался – как было объявлено тюремщиками.
Уполномоченные Климента остались без работы, им некого было допрашивать, защищать орден было некому, больше ни у кого не возникало желания искать правды. Собственно, репутация ордена за годы разбирательств была безнадежно уничтожена, имущество разграблено, погибли либо умерли от пыток самые стойкие братья. Будет орден Храма оправдан или нет – вопрос этот стал второстепенным; дальнейшее его существование не имело смысла и было невозможно.
Визит Гийома де Ногаре
Шестой год темница была домом Жак де Моле. Великий орден давно прекратил свое существование, осталось только решить судьбу томящихся в заключении тамплиеров и конечно же главы их. Поставить последнюю точку в деле ордена Храма оказалось непросто. Предать смерти Великого магистра не решался даже Филипп Красивый, и оставлять в живых свидетеля королевской подлости и несправедливости ему не хотелось. Решительность и мужество красавцу монарху на этот раз изменили. Не в первый раз Филипп останавливался на пути, особенно если этот путь ведет душу в ад. Но рядом с королем всегда находился человек, который неустанно твердил: нельзя допустить, чтобы оболганный магистр, пусть даже признавшийся во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, оставался в живых.
Жак де Моле перестал надеяться на справедливость в этом мире, он давно понял, что участь ордена Храма решена и на этой земле творению Гуго де Пейна и Бернарда Клервоского более не существовать. Великий магистр ничего не мог изменить, а потому в маленькой сырой темнице обрел истинное спокойствие. Жака де Моле совершенно не волновало, что с ним произойдет в дальнейшем.