Сокровище Великих Моголов

Ну, слово «попроще» было тут не совсем уместно, потому что вещи все на нем были исключительно дорогие и качественные. Мы с девчонками это все давно обсудили, и получалось, что жена в этом плане следила за ним хорошо, то есть заботилась, надо думать, чтобы, появляясь вместе, они вполне соответствовали друг другу.

И вот теперь рубашка была несвежая, джинсы скучали по стиральной машине, а куртка вся в каких-то пятнах и подтеках. Но тем не менее было видно, что вещи фирменные.

– Нет, это никуда не годится, – вздохнула я, – в таком виде тебя немедленно опознают. Да еще взгляд такой, подозрительный. Будешь там озираться по сторонам и втягивать голову в плечи – первый же мент тебя остановит.

– Что бы ты ни говорила, я тебя одну не отпущу! – И в голосе его появились начальственные нотки.

– Спокойно! Сейчас все устроим! – И я позвонила в квартиру напротив, где живут Гриша и Настя.

Гриша – художник. От слова «худо», в сердцах добавляет Настена, когда она сильно не в духе.

Справедливости ради следует отметить, что такое случается нечасто, хотя жить с Григорием трудно. Это даже со стороны видно.

Когда-то, возможно, он и был талантливым и успешным, но сейчас просто пьющий мужик, только не простой, а творческий. Перебивается случайными заказами, которые по старой памяти находят ему многочисленные приятели.

Настена работает в магазине секонд-хенд, что находится на проспекте, только вход со двора, и дома у нее полно мужских шмоток, потому что Григорий вечно вывозит всю одежду в краске, а иногда и в луже поваляется, когда пьяный (нечасто, но пару раз было).

Настена открыла не сразу, так что я уже отчаялась, но тут дверь отворилась.

– У меня пылесос работал, – сказала соседка, не утруждая себя приветствием.

– Твой где? – Я потянула носом и все поняла – в квартире пахло хлоркой.

Это Настена так полы моет, когда ее благоверный является домой здорово набравшись.

– Ой, не спрашивай. – Она вздохнула. – Утром пошел гонорар получать, а мне не сказал. Хорошо, приятель его позвонил. «Лови, – кричит, – своего, пока он все деньги не пропил!».

– Успела? – заинтересовалась я.

– Половина денег уже тю-тю… Но все-таки. – Настена заулыбалась. – А ты чего пришла-то?

Я сказала как есть: нужно кое-что из одежды. Попроще и на время.

Вот за что люблю Настену, она никогда не задает лишних вопросов.

Надо – бери! У нее этого добра целая кладовка.

Как я правильно рассчитала, Настена не пошла за мной, так что я быстро выбрала длинный свитер и скромную серую куртку. Куртка была здорово поношена, да еще и пятно на рукаве, но я решила, что сойдет. Еще прихватила черный берет, такие береты Гриша очень любит носить, говорит, что в таком берете он похож на портрет Рембрандта. Или Дюрера, я уж не уточняю, а Настена и подавно.

– Это что такое? – Сарычев брезгливо одним пальцем ткнул в куртку.

– Одежда. Бесплатно досталась. – Я решила сдерживаться и говорила неестественно ровным голосом.

– На какой помойке ты это нашла? – Он презрительно сморщил нос, так что мне захотелось немедленно по этому носу стукнуть.

Представив, как ему будет больно – на старый-то синяк, я ощутила просто неземную радость.

Нет, как вам это понравится, а? Я уже второй день вожусь с ним, рискую, можно сказать, своей жизнью и свободой, а он еще недоволен!

Все мамины наставления о том, как следует вести себя с начальником и вообще с людьми, вылетели у меня из головы.

Я уперла руки в боки, набрала воздуха, и тут Сарычев увидел мое лицо и попятился.

– Извини, – сказал он, втянув голову в плечи, – извини, я был не прав. Но это же чужое…

– Перебьешься, – процедила я. – Иначе никуда не пойдешь. Джинсы, так и быть, можешь оставить, авось никто не заметит, что они из дорогого магазина.

Он тяжко вздохнул и напялил поношенные шмотки. Я натянула ему поглубже берет, чтобы не видно было волос, и навела темные круги под глазами. Затем добавила тональником желтизны – и готово, передо мной был немолодой, сильно побитый жизнью, наверняка пьющий мужчина с творческой жилкой, ни капли не напоминавший успешного до недавнего времени бизнесмена.

Напоследок я вымазала его белые кроссовки черным кремом для обуви и осталась довольна своей работой.

Сарычев пытался возражать, но я пресекла это одним мановением руки.

Через сорок минут мы уже были на вокзале. Машину я поставила за три квартала в каком-то открытом дворе, потому что рядом остановиться нет никакой возможности.

Пройдя через главный зал, мимо памятника Петру Великому, возле которого на груде рюкзаков расселись подростки с гитарами, мы вышли на площадку перед перронами.

– Дальше я пойду одна! – заявила я твердо. – А ты можешь осуществить свой первоначальный план – затеряться в толпе…

Неподалеку имелось маленькое кафе, отгороженное от толпы стеклянными стенами.

Сарычев решил, что это подходящее место, чтобы затеряться. Он вошел в кафе и занял место, откуда хорошо просматривалась площадка перед перроном, а я на всякий случай огляделась по сторонам и двинулась дальше.

Книжный лоток я нашла без труда, однако книг на нем уже не было – продавец сложил их в тележку и собрался уезжать.