Проснулась я от грохота и сразу не смогла понять, что вообще происходит и где я нахожусь. Потом я услышала стон, кряхтение и оханье. Ну, что-то слышится родное…
Я открыла глаза и села. Оказалось, что сижу я на диване, а рядом на полу ворочается что-то большое и неуклюжее. Я посмотрела на часы и ничего не увидела, потому что помещение находилось в полной темноте.
Вот именно, судя по ощущениям, проспала я довольно долго, а в комнате темно. Никакого лучика света не пробивается в окна, шторы, что ли, такие плотные?
Очень осторожно я спустила ноги с дивана и нашарила свои кроссовки. Затем осознала, что спала одетая, только курточкой прикрылась, и наконец вспомнила все.
В этой комнате не было окон, оттого так темно в любое время суток. Зато была дверь, точнее, небольшая дверца, которая с той стороны выходила в холодильник.
И где тут у них свет включается? Вроде бы возле письменного стола.
Удалось добраться до выключателя без особых приключений. Ну, подумаешь, пару раз наступила Сарычеву на ногу. Или на руку, в темноте не определила. А когда зажглась люстра разноцветного стекла, я увидела такую картину.
Сарычев сидел на полу, морщась и потирая бок. Те два кресла, на которые я пристроила его вечером, раздвинулись, одно вообще опрокинулось.
Он сощурился на люстру и посмотрел на меня с ярко выраженным страданием на лице.
– Говорил тебе, что кресло не выдержит, – вздохнул он. – Никогда ты мне не веришь…
– Ничего, это даже хорошо, что ты свалился, – хладнокровно ответила я и показала ему часы. Было без пяти семь.
– Так бы мы проспали, и нас тут обнаружили бы. И сдали полиции. Думаешь, начальник этой лаборатории поверил бы, что ты – призрак графа Шереметева?
– Ах да. – Сарычев потер лоб. – Этот чокнутый Филимонов… я про него забыл…
– Так что сейчас мы успеем собраться и уйти вовремя. Институт начинает работать с десяти, ну, самые упертые трудоголики приходят к девяти, начальство, как всегда, задерживается. Охрана утром обхода не делает, им лень.
– Ты откуда знаешь?
– А я в таком же НИИ подрабатывала лаборанткой, когда в универе училась. Все порядки их изучила.
– Ты училась в университете? – Сарычев, успевший к тому времени встать, едва не сел мимо кресла.
– А что такого? – обиделась я. – Ну, училась, два года, только потом ушла, потому что родители денег не смогли больше присылать, есть нечего стало…
На самом деле я бросила учебу, потому что было невыносимо скучно идти по папочкиным стопам, но про это рассказывать не хотелось. Сарычеву это знать не обязательно.
– Так что вполне успеем уйти!
С этими словами я поспешила в крошечный санузел, который примыкал к уютной комнатке.
Нет, хорошо устроился этот завлаб, умеет человек жить!
Душа, разумеется, не было, я кое-как помылась в раковине и почувствовала себя лучше. Да, чистого белья нет, полотенца нет, одежды на смену – нет, все осталось в машине.
Машины, кстати, тоже нет, небось, полиция отогнала ее на штрафную стоянку.
– Кофе нет, – вздохнул Сарычев, как будто подслушал мои мысли.
Действительно, был только коньяк, бутылку мы ополовинили вечером, и пиво. А также сырокопченую колбасу и сыр, даже сухарики Сарычев все съел.
– Утешься. – Я протянула ему холодную банку колы. – Это тоже тонизирует.
Сама я в это время кое-как привела себя в порядок, чтобы стать похожей на человека.
– И как мы отсюда выйдем? – ворчливо спросил Сарычев.
Все ясно: хочет есть и оттого капризничает.
– В подземелье нельзя, там может быть засада, в институте же пропускной режим.
– А мы не пойдем через проходную. – Я показала ему универсальный ключ, а также потертый на сгибах листок бумаги, который прихватила со склада, пока Филимонов расшаркивался с Сарычевым, принимая его за графа.
«Ваше сиятельство» – ну надо же, со смеху умереть можно… хорошо хоть не ваше преосвященство!
«План эвакуации на случай пожара» – было написано на листочке в незапамятные, как я поняла, времена.
Сарычев профессионально быстро вгляделся в потертые линии плана.
– Значит, мы находимся здесь, а нам нужно… туда – главный выход, а нам сюда…
Я прихватила про запас еще бутылку воды, и мы осторожно пролезли через холодильник наружу. То есть это я пролезла, а Сарычев что-то задержался.
– Ну что еще такое? – пришлось лезть обратно, разбираться, что у него стряслось.
– Да вот понимаешь, хотел прихватить ту записную книжицу, что Филимонов показывал. Раз уж он ее из музея утащил, то теперь это кражей не считается.
– Сокровище хочешь найти? – прищурилась я. – Да этот Филимонов полный псих!
– Просто почитать хочу.
– Ваше сиятельство… – Я сделала глубокий реверанс.
И не видела его лица, а только слышала, как он скрипнул зубами. А что я сказала-то, что я сказала?
Сарычев снял со стены картину и уставился на дверцу сейфа.
– Так он кодовый…
Сейф был самый простой, но все же нужно было набрать на панели четыре цифры.
Сарычев с ходу набрал: 1234. Разумеется, сейф не открылся. Набрал все четные цифры – 2468. Опять пустой номер. Попробовал 9876. Результат тот же, то есть никакого.
– Черт, что он еще выдумал? Примитивный же мужик, простой, как редиска!