Сокровищница ацтеков

Однако человек, которого мы теперь ясно увидели перед собой, вовсе не походил на паяца. Это был сухопарый и сгорбленный старик; его красивое лицо, изрытое глубокими морщинами, напоминало скорлупу грецкого ореха, но сухая фигура отличалась замечательной мускулистостью, а глаза необыкновенным блеском. Черты лица были резки и крупны, как у каменных статуй, найденных в развалинах Юкатана; вообще, я не встречал такой тип среди современных мексиканцев. Его одежда состояла из широкого балахона белой бумажной ткани, схваченного на левом плече золотой пряжкой и богато вышитого блестящими зелеными перьями. Такие же блестящие зеленые перья были воткнуты у него в прическу на макушке головы. Обувь этого человека представляла нечто среднее между сандалиями и мокасинами; на ней также повторялись священные цвета – зеленый с белым, а на грудь ему ниспадало несколько золотых цепей превосходной работы. Не говоря уже о внушительности обстановки, эта одежда – особенно блестящие зеленые перья, служившие символическим украшением, – убедили меня, что я вижу перед собой духовное лицо высокого сана, а торжественная обстановка не позволяла больше сомневаться, что перед нами сам верховный жрец ацтеков, грозный Итцакоатль. В данную минуту могущественный повелитель азтланеков был вне себя от бешенства. Янг сделал по этому поводу крайне непочтительное, но зато верное замечание:

– Ишь ведь, как его разобрало!

В самом деле, с проворством, удивительным для его лет, взбешенный Итцакоатль вскочил со своего трона и, указывая на нас высокомерным жестом, спросил, почему мы не были обезоружены.

Эти слова смутили и поразили меня и фра-Антонио.

Командир судна совершенно растерялся: ведь, по его мнению, мы вовсе не были вооружены. Он не осмелился возражать, но, очевидно, не знал, как ему поступить, и неподвижно стоял на прежнем месте. Мне показалось, что сам верховный жрец как будто слегка сконфузился, признавая несообразность между собственным пониманием подобных вещей и полным неведением их со стороны своего подчиненного. Он разъяснил офицеру свое приказание обезоружить нас, прибавив, что сами боги открыли ему разумение великих тайн, недоступных прочим смертным. Мы с фра-Антонио многозначительно переглянулись между собой. Уж, конечно, ни одно божество древних мексиканцев не имело понятия ни о ружьях системы Винчестера, ни о револьверах с механическим взводом!

Тем не менее офицер поспешил исполнить строгий приказ, когда понял, что следует делать. Он бесцеремонно схватил ружье Янга, висевшее у него на перевязи через плечо, и хотел снять его. Но грузовой агент нимало не желал покоряться такому самоуправству. Он сам схватил оружие, отпрыгнув шагов на шесть от офицера, взвел курок и прицелился прямо ему в сердце, спрашивая нас: «Не уложить ли мне этого нахала?»

– Не стреляйте, не стреляйте! – торопливо крикнул Рейбёрн. Янг послушно опустил ружье, продолжая, однако, держать его на перевес. Полная невозмутимость офицера при этом угрожающем действии со стороны Янга ясно доказывала его незнакомство с огнестрельным оружием, тогда как поведение верховного жреца служило доказательством противного. Он не только понимал опасность, но даже оказался трусом, потому что поспешно юркнул за трон и присел там на корточки.

– Не надо стрелять, – повторил Рейбёрн. – Нам, пожалуй, удастся выйти сухими из воды, если действовать осторожно, но если мы убьем кого-нибудь из здешних, выйдет худо. Лучше отдать им добровольно наше оружие; странно только, как это они вдруг догадались, что мы вооружены!

Янг очень неохотно отдал свое ружье офицеру; тот с презрительным видом взял в руки незнакомый ему предмет, вероятно, думая, что такая штука ровно ничего не стоит в серьезной битве. Потом мы все поочередно отдали свои ружья, очень довольные тем, что офицер не догадался потребовать у нас револьверов. Однако наша радость была непродолжительна; верховный жрец тотчас приказал своему подчиненному исправить такую оплошность и отобрать у нас вдобавок и зарядные патроны. Только когда мы были совершенно обезоружены, он отважился выйти из своей засады и занять прежнее место на троне.

Пока нас обезоруживали, я говорил с фра-Антонио о странности такого факта, что одному верховному жрецу из всего народа азтланеков было известно действие огнестрельного оружия. Францисканец напомнил мне в ответ рассказ Тицока о том, что Итцакоатль зажигал жертвенный огонь фосфорными спичками.

– Неужели старик сообщается с внешним миром? – громко воскликнул я и при этих словах невольно взглянул на Итцакоатля.

По лицу жреца можно было сейчас же догадаться, что он внимательно прислушивается к нашему разговору и едва сдерживает свое бешенство. В ту же минуту Рейбёрн крикнул нам:

– Он понимает по-испански! Он слушает, что вы говорите между собой!