Сокровищница ацтеков

Между тем наш гнев сменился испугом и печалью, когда мы, немного освоившись с темнотой, заметили, что нас было всего четверо. Пабло остался неизвестно где, а он-то больше всех и возбуждал страх и ненависть Итцакоатля. Этот юноша вместе с Эль-Сабио служили видимым доказательством того, что пророчество, предвещавшее конец власти верховного жреца, исполнилось. Но еще сильнее обещали подействовать на жителей Азтлана бесхитростные рассказы моего слуги о жизни современных мексиканцев. Из его речей азтланеки могли узнать о настоящем положении своих братьев по крови, а главное, о том, что перелом в их судьбе, предсказанный царем Чальзанцином, давно миновал. Таким образом, Пабло, конечно, был опаснее нас для верховного жреца, потому что его подданные, естественно, должны были питать больше доверия к своему соотечественнику, чем к чужеземцам. Разумеется, мы нимало не сомневались, что и нам самим нечего ждать пощады от жестокосердного Итцакоатля, но, во всяком случае, его гнев угрожал обрушиться прежде всего на непосредственных виновников смуты – Пабло и его несчастного ослика. Сообразив все это, я почувствовал упреки совести. Если бедный мальчик будет убит, в его смерти следует винить прежде всего меня. Фра-Антонио не мог видеть в потемках моего лица, но он догадался о том, что происходит в моей душе, и захотел выразить мне свое сочувствие. Однако слова не шли у него с языка; францисканец только подошел поближе и ласково положил руку на мое плечо. Но даже и этот немой знак участия немного успокоил меня.

Тем временем шум во дворе возрастал, и даже густые складки тяжелой занавеси не могли заглушить громкого бряцанья оружия, резкой команды и топота ног. Мы столпились у входа, стараясь отодвинуть хоть край занавески, но металлические перекладины были такими частыми, что между ними нельзя было просунуть руки. Оставалось догадываться о происходившем только по долетавшим до нас звукам. Скоро мы убедились, что жилище верховного жреца осаждают неприятели, и сторонники Итцакоатля отчаянно дерутся с ними. Очевидно, причиной этой междоусобицы являлись мы сами. Пророчество о падении власти верховного жреца сделало свое дело. Его отказ представить чужестранцев совету двадцати правителей переполнил меру терпения народа и довел его до открытого восстания, назревавшего уже давно.

XXIII. Освобождение

Начавшаяся из-за нас борьба двух враждебных партий давала нам надежду на спасение. Оставаясь пленниками верховного жреца, мы не могли рассчитывать на счастливый исход, потому что принесенные нами вести должны были положить конец его владычеству. Но, если бы мы попали под власть совета, дело могло принять совершенно иной оборот. Опираясь на наше свидетельство, противная партия оправдала бы свое открытое восстание против самоуправства Итцакоатля. Высший класс давно тяготился его деспотизмом и уже из слов одного Тицока можно было убедится, сколько влиятельных людей питало личную ненависть к бесчеловечному тирану. Легко себе представить, как жадно прислушивались мы к происходившему за стенами нашей тюрьмы, сознавая, что от исхода битвы зависит наша участь.

И тяжело нам было следить за ходом сражения, не имея возможности участвовать в нем! Темнота и вынужденное бездействие раздражали нас до бешенства. Янг метался с глухими проклятиями во все стороны, точно дикий зверь, посаженный в клетку. Менее пылкий, но лучше владевший собой Рейбёрн прильнул к перекладинам, замыкавшим выход, и не двигался с места, время от времени принимаясь только хрустеть суставами пальцев. Далее я, никогда не отличавшийся кровожадными наклонностями, чувствовал потребность двигаться назад и вперед по комнате, служившей нам тюрьмой, чтобы хоть немного ослабить желание вмешаться в битву с оружием в руках и раздробить нисколько вражеских черепов. Из всей нашей компании только один фра-Антонио сохранял наружное хладнокровие.

До сих пор звуки сражения доносились к нам издалека. Очевидно, бой происходил за стенами дома, у наружного входа, и клонился не в пользу осаждающих. Но вдруг в самом дворе возле нас раздались крики испуга, топот бегущих солдат, звон оружия. Неприятель, вероятно, или пробился через главный вход или влез на крышу и спустился оттуда во двор. Между нападающими и защитниками завязалась рукопашная схватка всего в нескольких шагах от нас. Мы слышали вой, сопровождавший каждый взмах оружия, бряцанье скрещивающихся мечей, глухие удары, рассекавшие мясо и дробившие кости, но не могли ничего видеть, точно эти звуки ожесточенной битвы доносились до нас во сне. Один из дерущихся, по-видимому, преследуемый неприятелем от середины двора, – где, вероятно, был самый разгар сражения, – остановился как раз у входа в нашу темницу; мы ясно различали, как сыпались удары противников; наконец раздался еще последний, оглушительный удар; слышно было, как хрустнули кости; потом до нашего слуха донесся слабый предсмертный стон. Мертвое тело упало на занавес нашей двери и оттянуло ее немного в сторону; в ту же минуту я увидел, что стою в луже крови.