Соль

Обнаружив щенков, мальчики поспешили сообщить новость Арману и деду. Старик не желает больше видеть здесь этих бродячих собак, которые мочатся на стены его дома, воют каждую ночь и роются в помойке. Арман дал мальчикам крепкий джутовый мешок.

– Засуньте их туда, завяжите хорошенько, да привяжите большой камень и бросьте в воду, ясно?

Мешок лежит теперь у их ног на земляном полу хижины, и они смотрят на него, потом на суку с черными глазами и щенков, которые яростно сосут, с силой отталкивая друг друга.

– Нет, – отвечает Жонас, – ты.

Альбен дает ему тычка в плечо.

– Трусишка.

Присев на корточки, он открывает мешок, одного за другим берет щенков одной рукой и, держа мешок открытым, другой сует их внутрь. Сука обнюхивает руку, когда он запускает ее в корзину. Робко лижет ему пальцы, но щенки визжат все громче, и она, забеспокоившись, поворачивается и тоже скулит.

– Семь, – считает Альбен.

Они смотрят на массу щенков, копошащихся в складках ткани.

– Можно унести их куда-нибудь, – предлагает Жонас, – а папе ничего не скажем.

Альбен выпрямляется, мешок вздувается под тяжестью щенков, и он поднимает его одной рукой.

– Ты что? Сдрейфил? Еще разревешься?

– Нет, – мотает головой Жонас.

Сука встала, оставив пустую корзину и плаценту, лежащую лужицей на тряпках и газетах. Она нервно крутится у их ног.

– Надо сделать, как велел старик, – решает Альбен.

Они выходят из хижины, собака следом. Они идут к воде и шатким деревянным мосткам, опоры которых вязнут в сером иле. Длинные бурые водоросли змеятся сверху. Сука тявкает, обнюхивает мешок, где пищат ее детеныши, но Альбен поднимает его выше, и ослабевшая собака прыгает, скулит и тяжело приземляется на лапы. Они отгоняют ее ногами, швыряют камни, которыми набили карманы. Она, рыча, отбегает и садится в конце мостков, прямая, напряженная; смотрит на них и не шелохнется. Альбен кладет мешок на трухлявые доски, открывает его и, растолкав щенков, засовывает внутрь плоский камень. Жонас достает из кармана веревку, кое-как обматывает ее вокруг ткани, затягивает и завязывает на несколько узлов. Братья поднимаются. Мешок у их ног шевелится от судорожного копошения щенков. Ветер с озера пробирается под их пальто, холодит теплые шеи. Они стоят, поеживаясь, неподвижные и продрогшие, потом Альбен хватает мешок и изо всех сил швыряет его в воду.

Тяжелые шаги по мосткам заставляют их обернуться в сторону домов. К ним идет Арман, подняв руки ко рту, он пытается согреть пальцы своим влажным дыханием. Остановившись за сыновьями, он смотрит вместе с ними на воду. Собака последовала за ним и сидит теперь совсем рядом, чуть склонив голову и тихонько поскуливая.

– Готово? – спрашивает Арман.

Мальчики кивают и сглатывают, у них вдруг разболелись животы. Они уже готовы двинуться обратно, как вдруг что-то привлекает взгляд Жонаса. Что-то белое всплыло на поверхность, и его прибивает волной к мосткам. Оно мягко покачивается среди водорослей, покрытое пузырьками. Это комок светлой шерсти. Один из щенков, мертвый. Потом еще один показывается из воды в нескольких шагах, и вскоре уже весь помет всплывает там и сям. Одни щенки неподвижны, как большие комья ваты, другие еще шевелятся, пытаясь высунуть мордочки из воды.

– Это Жонас плохо завязал мешок! – кричит Альбен, дав петуха.

– Ты что, даже узел завязать не умеешь?

У Жонаса волосы встают дыбом от страха, и он поспешно подбирает валяющуюся на мостках палку, чтобы попытаться утопить щенков.

– Брось это, – ворчит отец, – и так натворил дел. Пошли домой, живо.

Они на рысях удаляются по мосткам. Обернувшись, Жонас видит, как сука наклоняется к воде, зубами вытаскивает мертвых щенков и кладет их одного за другим на доски. Арман шагает сзади с хмурым видом и грубо подталкивает сына в спину, заставляя идти быстрее.

* * *

Сезон турниров начался вчера, и Сет кипит. Они спускаются из верхнего квартала к каналу и набережным, где толпятся зеваки и болельщики. Фанни нравится, что с ними Богдан, румын, который живет у них уже несколько дней: он немного говорит по-французски, а голос у него хриплый от трубочного табака, из которого он сворачивает самокрутки, – от него пахнет, как от пряников. Это коренастый мужчина с грубыми чертами, но лицо его сохранило простодушие, чуть легкомысленная красота проступает на нем. Он внимателен к детям, никогда не отказывается поиграть с ними, берет их на руки, сажает на колено, кружит, пока они не запросят пощады. Когда он ставит их на пол, дети пошатываются, а глаза их сияют, и они заливаются хохотом. Если бы только все моряки были такие славные, думает Луиза. Он никогда не выпьет лишнего, что заставляет Армана тоже пить меньше, и ей приятно смотреть, как он играет с детьми. Это бесконечное терпение очаровало и Фанни. Идя к порту, они выглядят настоящей семьей, а Богдан в ней – дальний и добрый родственник.