Соль

В больничном холле Жонас прижимается лбом к плексигласовой стенке телефонной кабины. Он вспоминает, как сидел в кафе, когда Фабрис прошел по другой стороне улицы, так близко. Хотя он не мог разглядеть его лица, как будто слегка склоненного наискось к стене, Жонас узнал эту походку голенастой морской птицы, к которой его вынуждали ослабевшие мускулы, длинные руки, засунутые в карманы шерстяного жилета. Он сидел неподвижно, затаив дыхание, и, казалось ему, даже желал, чтобы Фабрис не обернулся к нему, не заставил помахать рукой, не вынудил к нечеловеческому усилию подняться, оторваться от стула и пойти ему навстречу. Тщетно было желать его возвращения. Жизнь Фабриса строилась на этих скитаниях, на вечных сделках с судьбой, на этом несказанном бунте. Жонас удаляется от телефонной кабины, идет по холлу очень медленно. Чувство нереальности смалывает предшествующие часы в бесформенное месиво, размывает видение неподвижного тела Фабриса на кухонном полу, в его объятиях. Двери больницы разъезжаются, открываясь в ночь. Черный плиточный пол впитывает неоновые отсветы. Передовица забытой в кресле зала ожидания газеты сообщает о теракте в метро на станции «Сен-Мишель». Жонас ощущает неожиданное и вульгарное утешение от разделенной драмы, связующую нить с заплаканными женами, скорбящими матерями, осиротевшими детьми. Образ Луизы встает перед ним, но он отгоняет его подальше, ожесточенный своим оглушительным одиночеством. Что бы она поняла? Лифт вяло открывается, заглатывает его в песочный свет потолочных светильников. Жонасу хочется, чтобы он не останавливался, как бывало в снах, в которых он видел себя бегущим по узким темным коридорам, где нет места душе.

* * *

Отец сидит между сыновьями в битком набитом вагоне товарного поезда. Справа к Арману тесно прижат какой-то мужчина, он держит на коленях маленького мальчика. Прямо на полу, друг на друге, пассажиры обмахиваются руками и ловят ртами воздух в тесном вагоне, пропитанный запахом усталых тел. Конденсат от дыхания и испарений выступает каплями на макушках и лбах. Когда двери открыты, они видят медленно проплывающий монотонный пейзаж, вырисовывающиеся вдали сухие темные горы, полутона зелени и рыжины. Мужчины мочатся на щебенку и каменистые поля вдоль путей, где проходят редкие стада. Бежит заяц, черный дым стелется вдоль поезда, проникает в вагон и щиплет горло, надо закрыть двери. Арман кашляет, копоть липнет к языку, заполняет легкие. Он наклоняется вперед, желудок сводит, и его рвет, струйка сероватой слюны стекает между колен. Отец смотрит на него и, не думая помочь, отворачивается, презрительно поджав губы. Мужчина, сидящий рядом с Арманом, протягивает ему флягу, чтобы он глотнул желтоватой воды с привкусом железа. Вши, блохи, клопы бегают по бокам и спинам, кусают липкую кожу, впиваются в головы. Пассажиры чешутся, скребутся, царапают себя ногтями до крови.

Иной раз поезд останавливается посреди пути, когда нужно расчистить рельсы от обломков. Мужчины выходят, молча помогают, разминая затекшие ноги, курят и с ошеломленным видом прохаживаются под солнцем. Некоторые справляют большую нужду за фиговыми деревьями, с которых срывают последние плоды с суховатой мякотью и терпким вкусом. Здесь земля, кажется, выжжена, трава низкая и черная, камни расколоты, песок выкристаллизовался от разрывов бомб и образует местами как будто наледи, сверкающие до боли в глазах. Деревья согнулись, взорвались, сгорели. От этих платанов и тополей осталась лишь череда обугленных сталагмитов, слой гари на которых пахнет пустошью.

Когда поезд трогается, мужчины идут за ним шагом, хватаются за створки дверей, садятся на ступеньки, забираются на крыши вагонов. Рядом с Антонио теряет сознание беременная женщина. Муж бьет ее по щекам, чтобы привести в себя, но лишь голова мотается от ударов. Ей освобождают немного места, спрашивают, нет ли в одном из вагонов врача. Мужчина, который дал Арману попить, предлагает свою флягу, и воду льют на лоб женщины. Мокрые рыжие волосы прилипают ко лбу, одна прядь попадает в рот. Она не приходит в сознание. Муж прижимает ее к себе, держа за талию, и от веса женщины бугрится каждый мускул под грязной рубашкой. Он кричит, что нужен врач, просит пойти поискать в головных вагонах. Мужчины пожимают плечами, сплевывают, утирают потные лбы тыльной стороной ладони. Наконец, посовещавшись, посылают двух крепких и расторопных подростков на поиски врача. Они возвращаются ни с чем, в поезде нет даже медсестры, и надо закрыть двери, потому что поезд скоро войдет в туннель, и они все задохнутся от дыма.