Арман встает, делает несколько шагов, подбирает с земли камни и вдруг видит руку, высовывающуюся из кучи обломков. Он долго смотрит на нее: кожа серая, облепленная пылью. Рука вывернута под неестественным углом, пальцы свисают странно, как-то вычурно. С досады Армандо бросает один за другим камни в руку. Некоторые бесшумно стукаются о белесую плоть и скатываются вниз по обломкам. Поодаль старуха, к которой обратился отец, наблюдает за ним. Армандо не решается идти дальше, лицо его осунулось от горя и отчаяния. Чья-то рука хватает его за плечо, заставляя выронить камень и развернуться. Силуэт отца навис над Армандо, но не гнев читает он на неподвижном лице, лишь выражение легкой растерянности.
–
Арман не отвечает.
–
Он поспешно повинуется, садится рядом с братом, который уже готов терпеть его присутствие. Вскоре усталость после целого дня на ногах дает себя знать, и он задремывает.
Много лет Арман будут сниться трупы, выглядывающие из бесконечных руин. Не в силах даже вспомнить маленький разбомбленный вокзал, он будет просыпаться в поту, но никогда не скажет Луизе о мертвой плоти, серой с прожилками, которая ночь за ночью проступает между камнями. Он будет лежать без сна в бледном свете спальни, охваченный странным чувством вины, рядом со спящей женой. Но пока на перроне этого вокзала Армандо проваливается в сон, густой и черный, как ночь изгнания.
Они катят под сильным зимним ветром на пляж Арескье, кутая лица в воротники курток, а над ними кипит и клубится неспокойное небо, и на дюны падают с него полосы зеленого света, полосы серого света.
Камиль опередил брата. Он крутит педали стоя, щеки раскраснелись от холода. Жюль не отстает. Ветер хлещет его в лицо, глаза слезятся. Он щурится, но все же хорошо различает силуэт брата, вихляющий то вправо, то влево, его светловолосую голову, склоненную навстречу буре, поднятые в позе спринтера локти. Мальчики борются с ветром, который толкает их назад, забирается в их носики так глубоко, что им трудно дышать. Они открывают рты, вдыхая струйку воздуха, и мелкий дождик, блестящий каплями на их лбах, окропляет им языки. Уши у них болят, пальцы окоченели, но скорость гонки и лютая зима будоражат их. Наконец они бросают велосипеды на землю, их визг и смех уносит ветер, они гоняются друг за другом по склону дюны, зарываются пальцами в песок, который осыпается и уходит из-под ног. Добравшись до вершины, Камиль и Жюль приземляются на пятую точку и скатываются на пляж.
Возбуждение нарастает, и Жюль чувствует сильное шевеление в тренировочных штанах. Его распаляет игра, море цвета гранита, раскинувшееся и бушующее перед их глазами, присутствие брата, пьянящее чувство их полного единения. Жюль улавливает внутренние течения, колебания, чувства, охватывающие Камиля от цинкового неба, разбивающихся волн и зеленеющего под ними песка, рева моря. Сколько ни старался Альбен сделать их разными, Жюль знает своего близнеца как самого себя. Он готов поклясться, когда они скатываются с дюны, что оба испытывают зимнюю негу в этом холодном и чувственном дыхании, в которое они ныряют, надсаживая глотки. Одно и то же наслаждение, несказанное и восхитительное. Камиль падает на влажный песок, его пальто и ладони покрываются, пестря, пленкой песчинок, среди которых поблескивают кристаллики кварца. Жюль, как подкошенный, падает рядом, его колени роют борозды на песчаном берегу. Опираясь руками на песок, он поднимает встрепанную голову к морю. Брызги вперемешку с дождем, которые ветер с моря несет прямо в лицо, блестят каплями на их лбах и щеках, прокладывают светлые линии на запыленных шеях. Внезапно братья схватываются, сплетаются, катаются по песку, колотя друг друга по рукам и ляжкам с визгом и хохотом. Они гнутся под тяжестью друг друга, их напряженные мускулы дрожат. Зима жжет им горло. Жюль наэлектризован давлением пальцев Камиля на его запястья, худыми руками, обвившими его торс, такого с ним никогда не было во время их бесчисленных стычек и неустанных игр.