Соль и пламя. Вестница

– Но на мне? – Я повернулась на живот и подперла щеки ладонями. – Я не вписываюсь в образ дамы из высшего общества.

Нет, ну правда же! Такую, как я, можно полюбить (пусть и с натяжкой), но женятся на других – на холеных и правильных, на умных и обворожительных. Меня взялись обучать манерам и этикету и прочим унылым штуковинам. Но, должно быть, обучение не заладилось.

Иначе бы сейчас я не валялась на полу в штанах и мужской рубашке.

– И не должна. Будь той, которую я полюбил.

Закатила глаза.

– Ну а как же все эти короли и высшие маги, советники, какие-то дядьки и тетки, которые презрительно кривят губы, когда видят меня, такую всю неправильную?

– Тая, – он со вздохом отложил книгу, – прошу тебя, учись не замечать никого из этих напыщенных дурней. Общайся с ними ровно, здоровайся, улыбайся. И все. Большего от тебя не требуют.

Звучало настолько скучно, что меня перекосило.

– А если я не хочу? – Я легко вскочила на ноги и подкралась к Иттану сзади. Обхватила его плечи и легонько укусила за шею. – Я с тобой быть хочу, и все тут.

– Тая… – Иттан погладил мои ладони. – Я не всегда буду рядом. Понимаешь?

Прозвучало слишком… легко. Будто на завтрак пригласил или погулять. Что значит «не всегда»? Неужто он помирать собрался?! Нашел время!

Но выказать недовольство мне не позволили. Иттан обернулся и, встряхнув меня, как тряпичную куклу, смял мои губы поцелуем. После потер глаза (как тер раньше, когда потерял зрение) и откинулся на спинку стула.

– Слепнешь? – испугалась я.

Заглянула ему за плечо в книжку. Страницу расчерчивала строгая руна, геометрически правильная, без единой плавности. Я хотела прочитать ее название, но Иттан уже подхватил меня за талию и потащил на кровать. Плюхнул на мягкую перину, а сам примостился на полу, в ногах, как верный пес.

Я вплела пальцы в волосы Иттана. Он затаился, кажется, даже не дышал.

– Слепнешь? – повторила, а у самой горло свело судорогой.

– Нет. Вроде нет, – поправился он, носом утыкаясь мне в колени. – Устал. И мысли всякие дурные в голову лезут.

– Какие? – Стиснула его виски пальцами, словно пытаясь ухватиться за те самые мысли и вышвырнуть их подальше.

– Да всякие. О тебе, обо мне, о нас. О завесах этих и тварях. Затишье ведь не может продолжаться вечно. Когда-нибудь рванет. И не попасть бы в эпицентр взрыва.

Он говорил монотонно – почти бубнил, – но каждое слово хлестало по ушам плетью. Я и сама не спала ночами, ворочалась на роскошных простынях и плотнее прижималась к Иттану. До дрожи боялась неизвестности, но не спешила влезать в будущее. Видела громадную библиотеку в имении, но не брала оттуда книг. Вдруг я разгляжу там неизбежное? Себя или Иттана, окровавленных, изломленных, мертвых?

В дверь опасливо постучались.

– Госпожа Тая? – окликнула служанка. – Графиня спрашивает: не забыли ли вы об ателье?

– О не-ет, – простонала я.

– Помнит! – ответил Иттан громко и добавил мне, щелкая по носу: – Собирайся и не думай о плохом.

– Ты пойдешь со мной?

– Нет уж, выбирать наряды – женское развлечение.

* * *

Я не любила верхний город и раньше, когда шлялась по нему без разрешения и рисковала быть вышвырнутой стражниками пинком под зад. Но даже теперь, находясь в статусе невесты графа, я не испытывала к городу ничего, кроме неприязни. Люди смотрели на меня и шептались за спиной. Обсуждали. Охали. Цокали языками. Кто-то без стеснения подходил и спрашивал, точно ли я «та самая бродяжка, в которую влюбился декан светлого факультета?».

«Ах да, бывший декан», – иногда добавляли эти мерзкие женщины и мужчины, натягивая на лица слащавые улыбочки.

Нынче они молчали, потому что меня сопровождала лично графиня Анита Берк. Женщина была разговорчива и улыбчива со всеми, потому пятиминутный путь до ателье растянулся на час. От сочувствующих взглядов присутствие графини, впрочем, не уберегло. На меня все равно косились как на облезлую зверушку, которую любимый мамочкин сын притащил в дом.

Вообще-то любой портной счел бы за честь шить подвенечное платье для невесты Берка и примчался бы в имение по первому зову. Любой, но не самый лучший, как говаривала матушка Иттана.

– Мне и так пришлось кланяться ему в ноги, только бы напроситься на эту неделю! – хвасталась она, а я не понимала: куда так торопиться?

В ателье, забитом тканями и готовыми одежками, нас встретила помощница портного, предложила напитков и сладостей, а получив отказ, начала снимать мерки.

– Какая тощая! – неприкрыто ужасалась эта пухлощекая женщина, поднимая мои руки, ощупывая ребра и обхватывая мерной рулеткой грудь. Я испытание выдерживала героически, а главное – молча.

Графиня же поддакивала:

– И не говорите! Я ее и так кормлю, и этак, и десерт со взбитыми сливочками подношу, и маслице в кашку добавляю. Не толстеет.

– А может, глисты?

«А может, хватит?» – подумала я, но лишь улыбнулась в ответ на озадаченный взгляд помощницы.

Надо мной измывались недолго. Пообещали удивить, поразить и обескуражить.

Честно говоря, даже мне, совершенно неграмотной девице, казалось, что это три значения одного и того же слова.

После помощница предложила графине снять с нее мерки.