Соль и сахар

– Посмотри на меня, – прошу я, и он поднимает взгляд, стиснув зубы с такой силой, будто даже зрительный контакт причиняет ему боль. – Не было никакого плана против вашей семьи. Я бы никогда не сделала ничего, что могло бы причинить тебе боль, и не солгала бы тебе подобным образом. Я этого не знала, но моя мама поддерживала связь со «Сделками», потому что хотела знать, какие у нее варианты. Она напугана. Мы все напуганы. Но она не подписывала никаких контрактов. Никаких. И я не рассказала тебе о визитке, потому что боялась, что твоя мама узнает и подумает именно то, что она сейчас думает. Ты знаешь, что твоя мама…

– Ларисса, самое худшее даже не в том, что ты солгала мне. – Он выглядит опустошенным. – Дело в том, что после всего, через что мы прошли вместе, ты все еще предвзято относишься к моей семье. Как это у вас говорится?.. – Он кашляет, чтобы прочистить горло. – Не доверяй ни сковородкам с тонким дном, ни семье Молина, верно?

Я утвердительно киваю, мое горло сжалось так, что я не могу дышать.

Он грустно усмехается.

– Был ли я когда-нибудь для тебя кем-то еще, кроме как просто еще одним ненадежным Молиной?

Прежде чем я успеваю ответить, он вылетает из кухни.

Я закрываю лицо руками, но не могу сдержать слез. Не знаю, как долго я так стою, пока не слышу перед собой шарканье. Задыхаясь, я поднимаю взгляд, надеясь, что он вернулся, но вместо этого вижу затуманенными глазами Пэ-Эс, Виктора и Синтию.

Пэ-Эс мягко приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела на него.

– Признаюсь, мы немного подслушивали. Извини. Но позволь мне сказать тебе вот что. Время все исправит. Ты уже прошла долгий путь, не так ли? Дай ему время.

– Нет. – Я качаю головой. – Это не просто ссора. На этот раз я действительно все испортила. Я предала его доверие.

– Он простит тебя, – вторит Виктор.

– Время никогда ничего не залечивало между нашими семьями, – говорю я. – Оно только ухудшало ситуацию.

Синтия смотрит внимательно, изучая мое лицо.

– Ты влюбилась в него, верно? – спрашивает она.

– Я люблю его, – признаюсь я, и слова выходят естественными и правдивыми.

Они смотрят друг на друга и улыбаются.

– Тогда что ты здесь до сих пор делаешь? – Пэ-Эс толкает меня локтем в плечо, как раньше, когда подталкивал меня к плите. На этот раз он подталкивает меня к двери. – Беги за ним!

43

ПОНЕДЕЛЬНИК, 20 ИЮНЯ

Я бегу по школьным коридорам, пытаясь найти Педро, пока не понимаю, что он, возможно, уже покинул здание.

Несмотря на проливной дождь, спешу на парковку. Его велосипед все еще прикован цепью к воротам, но задняя шина спущена. Если он направляется домой, ему придется сесть на автобус.

Я разворачиваюсь и бегу к автобусной остановке.

У обочины – лужи воды, уже выплескивающиеся на тротуар с каждой проезжающей машиной. Прищурившись за стеклами очков с дождевыми разводами, я замечаю отъезжающий автобус. Педро, наверное, в нем! Я машу руками над головой, чтобы он остановился, но автобус не замедляет ход. Когда он проезжает мимо, его колеса врезаются в затопленные участки дороги, окатывая меня волной грязной воды.

Я и не знала, что могу промокнуть еще больше. По щиколотку в воде я бегу за автобусом, крича: «СТОЙТЕ! ПОЖАЛУЙСТА!»

Но он уезжает.

Глаза печет от слез, а лоб, кажется, пылает. Все вращается. Деревья. Дома. Залитая дождем дорога. Я присаживаюсь на корточки, обхватив голову руками.

Я все испортила. Не имеет значения, сколько раз я буду бегать за Педро, чтобы извиниться. Если он не хочет, чтобы я была с ним, я ничего не смогу поделать…

Я не знаю, как долго я остаюсь в таком состоянии. Но в конце концов понимаю, что дождь прекратился. Я все еще вижу, как частые капли падают на дорогу, но они не попадают на меня. Как будто я нахожусь в защитном пузыре. Как будто…

Педро стоит, держа свою куртку над моей головой, как импровизированный зонтик.

Я рывком поднимаюсь на ноги.

– Я думала, ты уехал…

– Я все еще здесь.

Тупая боль разливается в моей груди.

– Прости. Я совершила ужасную, ужасную ошибку, скрывая что-то от тебя, и, если потребуется, я проведу остаток своей жизни, прося прощение, но… пожалуйста, я не собираюсь возвращаться к вражде. Я отказываюсь это делать.

Он смотрит на меня настороженно, как будто пытается меня разгадать.

– Я не хочу терять «Сахар», – немного расслабляясь, говорит он. – Я знаю, что мой дедушка, ради его собственного здоровья, должен уйти на покой. Но я хочу доказать ему, что он может доверять мне в борьбе за «Сахар». – Я вижу выражение в глазах Педро, его боль от того, насколько он нуждается в одобрении деда. – И я не потерплю неудачу. Кулинарный конкурс – моя единственная надежда. Мы все еще собираемся соревноваться вместе?

Я борюсь со слезами, наворачивающимися на глаза.

– Если ты хочешь, – говорю я. – Это и моя единственная надежда сохранить «Соль».

– Откуда мне знать, что я могу тебе доверять и что ты будешь там в четверг? – спрашивает он.

Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы он увидел в моих глазах правду.

– Я там буду.

Некоторое время мы молчим, слушая, как дождь барабанит по его куртке над нами.