– Ты повесишь их над дверью, как память о прошлой, очкастой жизни, – снова расхохотался отец.
«Он же любит меня, – подумал Костя впервые в жизни. – О Господи! Этот нелепый смешной человек, оказывается, думает обо мне. И мои проблемы ему болят…»
Костя обнял отца, чувствуя, что вот-вот расплачется. Вернулся в свою комнату, не понимая, куда деть свой восторг. Жизнь не приучила его к бурной радости и оказалось: справиться с ней так же нелегко, как и с туманной печалью.
Он сел к столу, снял очки и посмотрел на них с удивлением.
«Может быть, из-за того, что я стану священником, папа тоже придет к Богу? – подумал Костя. – Отец Петр считает, что думающий человек непременно, ради или поздно, приходит к Богу, не важно даже какими путями. Вдруг отец всерьез заинтересуется тем, чем занимается его сын, и таким путем придет к Вере? Может, напрасно я боюсь говорить ему о своей узкой и светлой дороге? Конечно, поначалу он рассвирепеет, но, когда успокоится, может быть, встанет на мою дорогу и мы пойдем по ней вместе?»
Эта мысль обрадовала Костю, пожалуй, не меньше, чем перспектива «безочковой» жизни.
И все-таки говорить про свое решение стать священником решил после операции, а то вдруг отец разозлится и денег не даст?
А уже перед самой операцией вдруг пришла Маша.
Костя возвращался домой, и у подъезда на скамеечке увидел девушку.
«Как похожа на Машку», – подумал он, чувствуя, как в горле разрастается мешающий дышать комок.
А девушка сказала:
– Привет. Не узнаешь?
– Привет! – выдохнул Костя, стараясь не верить до конца в реальность происходящего.
Маша потянула его за руку, и Костя рухнул на скамейку.
– Злишься на меня? – спросила Маша.
– Нет, – буркнул Костя.
– Почему?
– Мне все равно.
– Врешь.
– Нет. – Костя подумал и еще раз произнес твердо: – Нет.
Маша отвернулась от него и так, отвернувшись, начала говорить.
Говорила тихо, спокойно и безостановочно. Про то, что иностранец оказался подлецом и она еле-еле смогла улизнуть от него; что сбежала она довольно давно, но все не решалась прийти, все думала и думала; и вот она все думала и думала и надумала, что никого и никогда не любила так, как Костю; и что никогда у нее не будет такого любящего и любимого мужчины; что она казнит себя за вранье ему; что не решалась прийти, потому что это вроде как унизительно: девушка сама лезет к парню; но потом она опять думала и думала, и поняла, что там, где есть любовь, там нет и не может быть унижения; что, разумеется, она совершила грех, но что Костя вроде как верующий человек, а верующий должен уметь грехи прощать; и что вообще его никто и никогда не будет любить, как она, а отталкивать от себя любовь – это и есть самый настоящий грех, потому что Бог есть Любовь…
Она долго бросала в Костю слова. Почти не повышая голоса, практически без эмоций.
Костя слушал ее и вспоминал почему-то, как рассказывал отец Петр о том, сколь изощрен дьявол в своих попытках увести человека от его истинного пути, истинного предназначения.
– Дьявол – он что делает? – учил отец Петр. – Пользуется слабостью человека и его неумением заглядывать в будущее. Дьявол – он как действует? Дает человеку красивую, в яркой упаковке, вкусную конфету, внутри которой яд постепенного действия. Иногда даже заставляет за эту конфету бороться, ну, чтобы больше ее потом ценить. И вот человек хватает лакомство, ест с удовольствием и не ведает того, что яд внутри его души уже начал действовать… Все, что человек берет у судьбы с неблагими помыслами, но для корысти, для самовосхваления, для потешения собственной страсти… Оно вот так все и действует, постепенно разлагая душу.
И Косте вдруг стало ужасно смешно. Нет, ведь и вправду как забавно действует дьявол. Неужели с помощью этой девочки, предавшей его, обманывавшей его, он надеется соблазнить Костю уйти с ясной, светлой, единственной дороги? Ради чего? Ради кого? Обманувшая раз обманет и второй раз. Разве это не очевидно? Вера его, конечно, еще слаба, еще не закалилась как следует жизненными перипетиями и соблазнами, но не столь слабость ее велика, чтобы сойти с пути светлого прямо сейчас. Смешно, ей-богу.
Костя так увлекся своими размышлениями, что даже не заметил, как на глазах у Маши выступили слезы. И когда она повернула к нему свое заплаканное лицо, Костя рассмеялся.
Он смеялся, конечно, не Машиным словам, а своим мыслям. Но Маша этого не знала.
Она вскочила и заорала, брызгая слезами и слюной:
– Сволочь ты эгоистичная! Только про свою жопу и думаешь! Кроме жопы своей, тебя больше вообще ничего не интересует!
– Вот и заговорил дьявол, – тихо, с улыбкой произнес Костя.
Но Маша его уже не слышала. Она быстрым шагом уходила через двор, словно убегала.
Костя смотрел ей вслед и смеялся.
И на душе у него было легко.
А на следующий день сделали операцию.
Когда сняли повязки, Костя не поверил, что теперь он всегда будет видеть мир таким ясным и четким.
Еще долго по утрам он по привычке тянулся за очками, забывая, что теперь в них нет абсолютно никакой необходимости.
Мир стал светлым, прекрасным и отчетливым.