Солдат императора

На левый фланг, откуда спешно отъезжали испанские хинете, нацелилась баталия швейцарцев и не менее тысячи рыцарей. Во фронт шли еще два полка. Минуты через три здесь разверзнется ад. Правый фланг уже погрузился в пекло по самые ноздри. А скоро там схлестнется испанская пехота и Черная банда. Тогда над адским варевом войны и макушек не разглядишь. Ха-ха-ха.

Между тем Фрундсберг резко осадил храпящего жеребца, уверившись, что все его видят и слышат. Тут же замер и его личный стяг с двумя перекрещенными мечами на черно-белом поле, отбрасывая неверную морозную тень на железную фигуру полковника.

– Солдаты! Братья мои! Наше время пришло! Враг перед нами, Бог над нами! Идем и затопчем всех, кого встретим! В лагере золото, вино и бабы! Если кого убьют, Господь позаботится, чтобы в раю выплатили жалованье и привели лучших шлюх!

– Георг!!! – взревели полки так, что небеса закачались. – Наш Георг!!! Любая телка в лагере твоя!!! Веди нас!!! Вперед!!! На смерть!!!

– Парни! – отозвался он, спешиваясь. – Парни!!! Сегодня мы победим, и у меня будут лучшие кони французского короля!!! А если проиграем, конь мне не понадобится!!!

Георг выхватил меч и по самую рукоять вогнал клинок в горло несчастного животного. Бедняга, не ожидавший такого предательства от обожаемого господина, как-то совсем по-человечески вскрикнул и упал, перебирая точеными ногами, словно пытался и дальше скакать по полям этой недоброй земли. В самом деле, как оказалось, ничего хорошего коню сегодня не светило.

«Кому-то из великих древних подражает, – подумал Адам. – Вот только кому – не помню».

Ну а ландскнехты словно обезумели, колотя оружием в нагрудники и завывая по-звериному. Жертва принесена. Марс принял кровь. Можно начинать.

* * *

Пехота сходилась. Три сияющих стальных слитка двигались навстречу трем таким же. Пики и алебарды смотрят в небо, но долго ли их опустить? Барабаны рокочут, в такт им стройно отвечают тысячи ног, сотрясающих холодную февральскую землю. Плачут флейты, отпевая заочно тех, кто не увидит заката. Сколько их будет? Никто не знает. Все они – ландскнехты, швейцарцы, неважно, – переступили такую грань, за которой не разберешь – живой ли, мертвый ли. Армии мертвых идут навстречу друг другу и навстречу судьбе.

Первыми выступили мушкетеры. Каждая баталия словно раскрыла крылья, выведя с флангов стрелковые роты. Стрелков у нас было много. Так что швейцарское пах-пах-пах – у них тоже было кому пострелять, а как же – совершенно потонуло в могучем говоре мушкетных стволов.

Безупречная «улитка», которую исполняли мушкетеры, после каждого залпа откатывалась назад ровно на одну шеренгу, выпустившую пули и четко ушедшую в тыл для перезарядки. Швейцарцы шли вперед, а мушкетеры назад, стремясь выкосить как можно больше страшных людей с пиками в голове баталий. Аркебузиры горцев ничего не могли поделать против подавляющей мощи тяжелых мушкетов, да и было их ощутимо меньше – швейцарцы всегда презирали смерть на расстоянии. За что и платили нынче по высокой ставке.

Дун-дун-дун! – разносилось над полем, и дым вздымался вверх вместе с отлетевшими душами райслауферов. Они падали десятками, но упорно маршировали вперед, словно не знали, что такое смерть.

Дун-дун-дун! И в ответ такое слабое: пах-пах-пах!

Все-таки пять тысяч мушкетов с расстояния пятьдесят шагов оказались даже страшнее, чем несколько десятков орудий при Бикокка. Тяжелые пули легко находили мишени в густом пехотном строю. И если аркебуз мог и не пробить легкую кирасу пехотинца, то мушкет пробивал! И не только кирасы. Безжалостные куски свинца и камня головы отрывали вместе со шлемами, чуть не начисто. Дробили руки и ноги. Убивали и калечили, валя тела друг на друга, перемешивая мертвых и еще живых.

Но швейцарцы равняли шеренги, вставали на место павших и неумолимо надвигались. Их стрелки не выдержали первых залпов и отбежали на фланги, подставив страшной громогласной косе хрупкие стебли, что связывали души и тела доппельзольднеров.

Над полем стоял бы стон, если бы не дружные раскаты выстрелов, что носились с края на край, заливая зимний пейзаж кровью, трупами и вывороченными кишками.

* * *

Рихард Попиус стоял со своей ротой на левом фланге, прикрывая крайнюю баталию. Все шло по распорядку. Он, конечно, болезненно морщился всякий раз, когда его подопечные неловко выполняли команды «на плечо» или «кругом», но все-таки не мог не признать, что парни изо всех сил стараются.

«Ага, стра-а-ашно, – злорадно думал он. – Как только отпустила смерть покакать, так сразу на людей стали похожи. Вон как маршируют да палят. Лучше, чем на плацу. Почаще б вас так».

– Заряжай! – Взмах шпаги, и шеренга взводит курки.

– Цельсь! – Мушкеты падают на подсошники. Надо же, почти одновременно!

– Пли! – Шпагу вниз, и шеренга закутывается в дым и грохот. Ты смотри! Всего одна осечка! Ру-у-уперхт, недоносок фламандский, конечно он. Ну только попробуй дожить до конца. Землю жрать будешь!

– На плечо! – Мушкеты взлетают вверх.

– Кругом! – Шеренга разворачивается.