– Марш! – Солдаты уходят в промежутки между рядами и занимают место позади строя, где начинают быстро забивать порох-пыж-пулю-пыж в стволы.
Рихард доволен залпом. Двадцать, нет, девятнадцать выстрелов (Руперхт – сволочь), и козопасов стало на двух человек меньше. Отлично!
Едва пополнив запас пороха, который почти весь расстреляли, сидя за кустами и отваживая французских рыцарей от легкой испанской конницы, мушкетеры выбежали на фланг полку ландскнехтов и теперь садили что есть сил по ненавистным трахателям овец, чтоб им в гробу перевернуться. Рота Рихарда Попиуса была там же во главе со своим зорким лейтенантом.
Аркебузирам швейцарским насыпали перцу под хвост. Шагов с двухсот. Не выдержали. Тряпки.
Среди его людей тоже были потери: один убит – голова треснула, как спелая тыква (то-то смеху было); один валяется на земле – непонятно, дохлый уже или просто без сознания (один черт, толку от него теперь не дождешься); еще один заработал пулю в бедро, но стреляет и марширует, хотя и охромел. Молодец! Сразу видно старую закалку!
Самого Рихарда приласкало в грудину, но спасла добрая кираса. Он еще подумал, что, слава богу, с той стороны аркебузы. Был бы мушкет – все. Отвоевался бы. А так – только ребра болят да вмятина в нагруднике. Так он для того и придуман. Чтоб, значит, его мяли, а не Рихарда.
– Заряжай!
– Цельсь!
– Пли! – Дьявольщина, голос здорово осип. Попробуй поорать вот так, на морозце, вдыхая вместо воздуха пороховой дым, перекрикивая выстрелы с шести утра. Да еще разведка эта дурацкая…
А швейцарцы между тем все ближе. Сорок шагов и ни шагом меньше. Еще залпа три-четыре – и пора отступать на фланговый фас баталии. Оттуда еще постреляем. А то тут сейчас такое начнется… Вон уже морды видать. Морды злющие, пики острые-преострые. И очень длинные.
«Такое» началось гораздо раньше. Кто там вопит не вовремя? Уши совершенно онемели от постоянных звуковых ударов, даже подшлемник не спасает. Ну в чем дело?!
– Пли! – Раздражающие крики и вообще все остальные звуки теряются за дружным «ба-бах» двадцати стволов, которым откликается весь фанляйн, да не один! Радость наполняет исполнительную душу при виде того, как переламываются и падают человеческие тела на той стороне. Как валятся из рук ненужные и не опасные более пики, как брызгает кровь по воле ужасающей силы страшного, но такого любимого оружия…
– Кругом! Марш! – Вот теперь можно оглянуться. Так и думал: Жан Артевельде – молодой выскочка из Антверпена, которого он здорово не любил. Еще бы! Черт знает откуда принесло, без году неделя в армии, и на тебе – лейтенант! Никакой дисциплины. А еще дворяни-и-ин. Ну не военный народ, что говорить!
Стоп. Стоп! Куда, мать его, его понесло?! Со всей ротой?!
Артевельде галопировал впереди своих людей куда-то назад, оголяя фланг родного фанляйна. И кричал изо всех сил юной глотки, показывая шпагой себе за спину.
– Лом без смазки тебе в жопу!!! – заорал Рихард. – Куда?! Наз… – Он хотел крикнуть: «Назад!», когда вдруг ясно понял, что лом без смазки сейчас достанется ему. Причем скорее всего не лом, а тяжеленное рыцарское копье.
Прямо на фланг летел стальной клин всадников. Тех самых, что они так славно пощипали ранним утром. Им вроде бы подкинули подкрепление, но над такими мелочами он не думал. А зря. Оставалось до смертоносных копий всего ничего.
Бежать? Куда? За спиной целая баталия! Не успеть. Да и смешивать ряды братьев-пикинеров, бросаясь к ним, нельзя.
– Пику на конь! – донеслось из баталии. Ландскнехты уперли свое оружие в землю, выставив навстречу громыхающей волне кавалерии четыре ряда стальных наконечников.
– Задняя шеренга! Под пики, марш! – страшно заорал он и повернулся вперед, не видя, как часть его солдат послушно нырнули под древки и улеглись перед ногами тяжелой пехоты.
Он разворачивал роту для последнего залпа.
– Правое крыло, вперед, марш! – Железные черепа коней все ближе, от черт, успеть бы!
– Первый ряд, на колено! – Хе-хе, перезаряжать нынче не скоро придется и не всем, хе-хе…
– Цельсь! – Господи, еще чуть-чуть…
– Пли! – Есть залп! Валятся сбитые в упор рыцари… Ну теперь…
– Стоять! – Сиплый голос срывался, он видел, как его рота разваливается и дрожит, совершенно бессильная перед приближающейся мощью. – Ста-а-а-ять!!!
Рыцари врезались в мушкетеров, мстя за давешний позор. Копья протыкали тела, а кони валили их и втаптывали в землю, превращая белоснежный иней в красно-коричневую грязь.
Рихард стоял среди обреченной роты, подняв двумя руками длинную шпагу. Он успел увернуться от копья и вслепую вонзить клинок в наваливающуюся злую судьбу. Больше он ничего не успел и ничего не увидел. Лязгнув железом, в его кирасу врезался конский форбух.[67]
Мир завертелся, перевернулся и исчез. Стало совсем темно и тихо.