«Невиданное побоище разыгралось в охотничьем парке. Пушки не умолкая стреляли, и благодарение Богу, что французы не успели выставить свою несравненную артиллерию на позиции как положено. Конница императора – испанцы и мы – атаковала со всем бесстрашием превосходящую кавалерию французов, чтобы не позволить той фланкировать наступавшую позади пехоту.
Нас вел в бой сам Шарль де Ланнуа – блистательный бургундский сеньор, храбрый и умелый рыцарь. Мой эскадрон столкнулся с врагом в первой линии. Боже, что за лютый случился бой! Не надо наград и королевской милости, если можно так воевать! Прекрасные французы шли на нас и не отворачивали коней, как обычно случается при встречных атаках, когда одна из сторон оказывается слабой духом. Но в тот день слабых надо было поискать! А как могло быть иначе, ведь французов вел сам король Франциск!
Я до сих пор вижу во сне, как мы, словно самоубийцы, врубились в шеренгу французов, а они врубились в нашу, и тогда я вскакиваю с криком. И пусть кто-то посмеет сказать, что это крик страха, и я, хоть и слабый старик, вспорю его лживую глотку, ибо это вопль восторга!
Когда могучие кони сталкивались на всем скаку, всадники вылетали из седел, прямо под копыта. Копья метко били в кирасы и шлемы, древки ломались и трещали, а наше “Gott mit uns” наваливалось на их “Монжуа” впереди мечей.
Мне посчастливилось усидеть в седле, и конь мой, которого я ласково называл Тучкой за дымчатую масть, не подвел, хотя и осел на задних ногах до земли. Как славно громыхнули латы! Как славно заржал конь! Я пришпорил его и, выхватив меч, бросился на моего благородного визави, которого и убил с Божьей помощью с третьего укола под мышку.
Я рубил и колол еще и был счастлив, невзирая на то, что сам получил немало добрых ударов и доспех мой испещрили зарубки. Но труба звала назад, и я вывел своих людей строиться, так как нам угрожали новые эскадроны французов. Отвернули и наши непосредственные оппоненты, повинуясь тем же неумолимым резонам. И была новая атака. Много атак. Меня ранили в ногу, пробив набедренник прекрасно нацеленным уколом копья. Но я остался в седле и продолжал сражаться, вдохновленный примером нашего полководца, который воевал впереди всех, не отдыхая.
В один прекрасный миг мне показалось, что враг начал тесниться назад, но то была ловушка, так как мы всего лишь вышли под прицел французской батареи, что и угостила нас несколькими хорошими залпами со столь малого расстояния, что потери были ужасными. С фланга нас расстреливали пушки, а во фронт навалилась кавалерия. Тогда-то де Ланнуа и приказал не отступать и лишь послал к Георгу фон Фрундсбергу, чтобы тот поспешил с помощью.
Испанская пехота не могла нас выручить, ибо лоб в лоб билась с Черной бандой Франсуа Лотарингского, по левую руку от нас».
– Ральф! Ральф! – заполошный хрип Адама раздался прямо в ухе Ральфа Краузе. – Посмотри, что с моей ногой! Что там, чертов шлем мешает… не разглядеть…
– По-по-порядок, – отозвался одышливо тот, слегка наклонившись к кровоточащему бедру товарища. – Вспороли шкуру, ну и штаны того…
Оба только что выбрались из очередной схватки с райслауферами на переднем краю баталии.
Те в своей неподражаемой манере очередной раз бросились вперед и прорвались через пики, так что алебардистам пришлось вступить в дело. Который раз за сегодня! Бой шел более получаса, встречные атаки следовали одна за другой. А тут еще на левом фланге нарисовался полк пьемонтских жандармов, который начал с того, что почти начисто вытоптал целую роту мушкетеров. Спасибо, что остальные успели отойти и теперь злобно отплевывались огнем.
Собственно, мушкетерам мы и были обязаны успешному натиску. Они настреляли множество швейцарских пикинеров, так что райслауферам приходилось нелегко. Иначе до сих пор и шагу вперед бы не сделать. Не то что сейчас, когда ландскнехты уверенно оттесняли противника. Хотя и с трудом. Вот еще бы конница на фланге не мешала.
Адам, как обычно, воевал с пикой и уже две схватки выстоял в передних шеренгах. Последний раз пришлось тяжеленько. Какой-то резвый швейцарец пронес мимо «скорпиона»[68]
и рванул назад, основательно попортив Райсснеру бедро крюком. Хорошо еще, что снаружи. Порвал бы артерию изнутри – и всё. До свидания, товарищи, и прощай, молодость.– Конрад, посылай вперед мушкетеров. Пусть выйдут вбок и ахнут в упор. Иначе мы до завтра провозимся. – Фрундсберг поучал новоиспеченного оберста Бемельберга, который командовал левофланговой баталией. Георг находился тут же и осуществлял общее руководство. Где-то в центре сражался его сын Каспар, постигавший науку воевать с самого, так сказать, букваря.
– Какое там, на фланге конница, чтоб им сдохнуть! Нарисовались так не вовремя!
– На войне все не вовремя. Посылай справа, там конницы нет. – Георг имел в виду, что мушкетеры должны подойти к вражеской баталии развернутым фронтом, а не так, как сейчас, когда они беспорядочно постреливали с боков, точнее, с одного бока, так как слева настырно наседали пьемонтцы.