Солдатами не рождаются

— Только умываться его пришлось заставить. Когда пришел, вижу: два дня не умывается, три дня не умывается. Спрашиваю: «Ты чего не умываешься?» А он говорит: «А я думал, на войне не умываются»…

— Шутка, что ли?

— Нет. Вполне серьезно, — рассмеялся Ильин. — Пришлось учить, как маленького. Дело знакомое. Я только за год до войны педтехникум окончил. «А ну, покажите ваши руки?» Так и с нашим Рыбочкиным.

Он говорил об адъютанте, как о маленьком, и имел на это право. Чувствовал себя старше его на полтысячи дней войны.

Синцов, обратившись к Богословскому, задал ему несколько вопросов по занимаемой должности. С ответами Богословский не мялся; что было положено знать — знал, только отвечал слишком звонко, напряженно, как бы стремясь подчеркнуть, что он не тот, каким командир батальона мог заранее счесть его с чужих слов.

— Как видите завтра свое место в бою?

Богословский ответил, что Поливанов еще утром приказал ему с начала наступления находиться с первой, левофланговой ротой — толкать Лунина.

— Толкут воду в ступе, — не удержался Синцов. Знал на своей шкуре, как редко в бою обходятся без этого слова, но все равно не любил его.

— Если приказание не отменяется, то разрешите, пойду туда с ночи. — Богословский выждал, не добавит ли комбат еще чего после слов о воде и ступе.

— Что ж отменять, — сказал Синцов. — На первые часы боя приказание верное, а там но обстановке. Идите. Толкайте, а верней — помогайте бой организовать. Мне лично так больше нравится.

— Мне тоже, товарищ старший лейтенант, — дернул головой Богословский.

Когда он ушел и остались втроем, Ильин вспомнил:

— А вы ужинали?

— Уже перехотел, — сказал Синцов и удержал вскочившего Ильина. — Потом, когда из роты вернемся.

— А когда пойдем?

— Да вот сейчас и пойдем.

— Тогда разрешите отлучиться.

Ильин надел ушанку и выскочил из землянки в одной гимнастерке.

— Насчет того, что про нас пишут и чего не пишут, зря высказались, — вдруг сказал Завалишин.

— При особисте зря или вообще зря?

— Вообще зря.

— А вы что, журналист, что ли, — обиделись?

— Нет, я не журналист.

— А я как раз журналист, в далеком прошлом, — сказал Синцов.

— Вот не думал, — сказал Завалишин. — Думал, вы кадровый.

«Кто его знает, может, хочет польстить? Если так — зря».

— Возможно, я бываю резок, — сказал Синцов, посмотрев на замполита. — Жизнь так научила, хотя и не сразу. Если привыкнете — спасибо, а не привыкнете — что поделать. С прошлым замполитом жил по-братски.

— Что ж, — сказал Завалишин, — по-братски так по-братски. Авось найдем общий язык, я, говорят, человек мягкий.

— Мягкий — это плохо.

— Ну, не до такой степени, чтоб плохо, — чуть заметно усмехнулся Завалишин.

И Синцов вспомнил то, что говорил про него Бережной.

— Мне в полку сказали, что за время боев в батальоне тридцать человек в партию принято.

— Да, приняли много, но и потеряли… — Завалишин не договорил.

— А на сегодня?

— На сегодня, с вами считая, двадцать девять.

— Да, арифметика тяжелая.

Завалишин вздохнул.

— Бои. А когда бои, сами знаете: коммунисты, вперед! — со всеми вытекающими… А кто к этому не готов, зачем его в партию тянуть? Для цифры?

— Ваша фамилия мне знакома, — сказал Синцов. — Только не могу вспомнить.

Завалишин пожал плечами.

— Декабрист был такой, Завалишин. У нас тут в батальоне два декабриста

— я да Лунин!

— Уж не потомки ли, часом? — рассмеялся Синцов.

— Лунин навряд ли, а я, видимо, да.

— Замполит — из дворян. Этого со мной еще не бывало.

— Чего на свете не бывает. Правда, дворянином я только до пяти лет был, больше не успел.

— Значит, как и я, с двенадцатого? А мне показалось, старше. — Синцова почему-то обрадовало, что они с замполитом однолетки.

— Ужин подготовят на три ровно, — сказал Ильин, входя.

— А не рано?

— Успеем. И сходим и вернемся.

Синцов стал надевать ватник.

— Вы здесь, на телефоне, — сказал он Завалишину. — Мы в третью роту, потом на НП к артиллеристам и домой.

— Можно найти полушубок, — предложил Ильин.

— Пока не требуется, — сказал Синцов. — Где санчасть?

— Как водится, под боком, — сказал Ильин.

— Когда вернемся, вызовите фельдшера, хочу знать, как подготовился к завтрашнему. Санчасть по штату?

— По штату. Фельдшер, два санинструктора, четыре санитара, сани, лошадь.

— Штат ясен. А пол?

— Пол последнее время кругом мужской, — улыбнулся Завалишин. — За исключением, кажется, лошади. Была Соловьева санинструктор, теперь — минометчица.

— Кстати, — Синцов вспомнил выражение лица Ильина, когда они говорили об этой девушке с командиром минометной роты, — там у нее ничего не происходит с Харченко, не из-за этого он волновался?

— Ничего подобного, — ответил Ильин и покраснел.

— Вопрос исчерпан, — сказал Синцов, не пожелав обратить на это внимания. — Пошли.

18

Луны не было, но небо к ночи посветлело, и стояла такая тишина, что казалось, хруст шагов по ходу сообщения отдается и у нас и у немцев.

Впереди, там, куда шли, простучала длинная очередь и сразу вдогонку вторая, короткая, и еще раз длинная, последняя.

Бил немецкий ручной пулемет. Синцов узнал бы его и во сне и спросонья.

— У Чугунова? — спросил Синцов.

— Да.

— Сколько тут ходу?