Солдатская трава

Раскрывает лотос свои лепестки, и это
знак того, что ночь на своём почивает ложе.
И Господь невидимый в видимой ризе света
простирает небо — а небо подобно коже.
Под шатром небесным, под царственной сенью клёна
все мы только странники, нищие, пилигримы —
ведь земля сырая в своё возвращает лоно
всех, кто в мир родился, кто вылеплен был из глины.
Я сегодня вспомнила: первым вернулся Авель.
Нить пастушьей жизни ли стала гнилой, непрочной?
Чтобы можно было железо рубить и камень,
ты клинок дамасский купаешь в крови цветочной.
Я была железом и дважды рождённой птицей,
рассыпала утром гранёную кровь граната,
а почтовый голубь над Божьей летел светлицей
и за грех — я знала — была неизбежна плата.
Я, роняя слёзы, одежд не сняла узорных,
а с тобою вместе на царском сидела троне —
так хозяин пустошей, пастбищ пустых и сорных, —
молодой репейник в роскошной стоит короне.
Так трепещет ива, обросшая птичьим клеем,
так в лесу кукушка траву отыскала вдовью…
Мы — живые свечи — огнём не горим, а тлеем,
непрощённый грех в ослепленьи назвав любовью.
Помоги мне, Боже, избави меня от ада,
огради уста, удержи от речей поспешных,
только Ты умеешь, узлом завязав Плеяды,
развязать узлы наших жизней, пустых и грешных.
Дом молитвы спит, но не спит океан воздушный,
где дорогой вверх пресекается путь бесцельный,
обретает тело младенец, Тебе послушный,
а его отец яко крин отцветает сельный.
Рукавами птичьими мать его утром машет —
ведь с потомков Каина снята проклятья мета,
и пастух Давид перед скинией снова пляшет;
и над каждой жизнью горит семизвездье света.

Саратов