Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

Через несколько дней после того случая я вместе с моим адъютантом был послан в штаб 17-го армейского корпуса с приказом быть готовым принять на себя командование им. Манштейн считал, что русские войска скоро оставят зону окружения под Сталинградом, чтобы возобновить наступление в западном направлении.

Ужасная русская зима со снежными буранами осложняла жизнь армии и затрудняла командование. По пути я имел возможность посетить командные пункты наших румынских и итальянских союзников. Повсюду я находил одинаковые панические настроения. Боевой дух солдат был в отвратительном состоянии, и на лице каждого можно было ясно прочитать поселившиеся в их душах страх и отчаяние. Итальянцы являли собой самое жалкое зрелище; их полностью парализовал один лишь здешний суровый климат. В тылу, где один слух сменялся другим, даже в немецких частях видны были отсутствие уверенности и веры в себя. Административные службы гражданского управления пребывали в полнейшем хаосе. Я был очень счастлив, когда, после долгой и тягостной поездки, все-таки добрался до места назначения.

Штаб 17-го армейского корпуса несколькими днями ранее расположился в месте бреши в румынском фронте севернее Морозовска. Три сильно потрепанные немецкие дивизии и остатки беспорядочно бежавших румынских войск заняли заново созданную линию фронта по Чиру. Тем самым был на время остановлен наступательный порыв русских, которые устремились в южном и юго-западном направлении. Попытка нанести контрудар силами уже упоминавшихся мною 22-й немецкой танковой дивизии (а также 14-й танковой. – Ред.) и 1-й румынской танковой дивизии провалилась, и они были разгромлены (а разбитая 14-я танковая дивизия была отброшена к Сталинграду, где и прекратила существование позже в окружении). Эти дивизии допустили технические и тактические ошибки. Немецкая дивизия была оснащена чешскими танками, половина которых не сдвинулась с места в результате «общей атаки» мышей, перегрызших провода за то время, что машины были укрыты в вырытых в земле ямах. На вооружении румынской дивизии стояли немецкие танки, но ее личный состав получил самую поверхностную подготовку. Румынские механики-водители в большинстве своем даже не умели завести плохо знакомые им машины. Немецкий генерал, разумеется, не мог нести ответственность за такой порядок вещей, тем не менее Гитлер снял его с должности и отдал под суд. Меня назначили командовать этими двумя дивизиями, приказав бросить их на участок, где было особо важно помешать прорыву русских.

После короткой паузы русская армия возобновила наступление и нанесла удар по участку фронта, удерживаемому 17-м армейским корпусом. Она совершила прорыв на левом фланге и – вскоре повернув на юг – осуществила свой первоначальный план, начав наступление на Морозовск. Одновременно русские продолжали развивать наступление на широком фронте северо-западнее, против стоявших на Дону итальянских дивизий, обратив их в беспорядочное бегство. Немецкие и румынские соединения 17-го армейского корпуса были окружены с трех сторон, что создало крайне критическую ситуацию. Штаб 17-го корпуса под ударами передовых русских танковых подразделений был эвакуирован к югу и оказался неспособным руководить действиями своих дивизий.

Я как раз находился на фронте моих румынских дивизий, когда узнал, что, в результате действий противника, командование корпуса утратило контроль над входящими в него частями. Я сразу же, как только смог, собрал старших офицеров и объявил им, что, ввиду серьезности положения, считаю своим долгом принять на себя командование корпусом вплоть до того момента, когда выведу его из окруженного сектора. А наше положение ухудшалось с каждым часом. В тылу у нас непрерывным потоком русские танки шли на юг, в направлении аэродрома у Морозовска, являвшегося главной базой снабжения Сталинграда[53]. В тот момент я даже не знал, остается ли этот городок еще в наших руках. Не знал я также и того, атакован ли участок фронта южнее нашего и держится ли он еще.

Прежде чем начать задуманный бросок в южном направлении, я приказал нашим дивизиям произвести несколько ограниченных атак с целью ввести противника в заблуждение. Также я попросил генерала, командующего румынской дивизией, человека пожилого и получившего военное образование французского образца, принять на себя общее руководство операциями. Мне в тот момент казалось крайне важным любыми способами удержать румын рядом с нами, поскольку успех нашего плана в значительной степени зависел от доброй воли и послушания румынских генералов. К тому же мне приходилось считаться с некоторой обидчивостью командиров немецких дивизий, имевших более высокие звания, чем я. Поэтому я сказал моим немецким товарищам, что в ближайшие дни я лично приеду отдать им приказы. В следующие три дня все необходимые меры были приняты без возражений. У меня не было штаба и имелись очень немногочисленные средства управления, взятые мною из моей танковой дивизии.