Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

На следующий день после Рождества[54] прибыл офицер румынского штаба, чтобы объявить мне, что, по приказу его генерала, румынские дивизии этой ночью выступают на юг одни. Он сказал, что они получили приказ возвращаться в Румынию.

Русская пропаганда отлично поработала. Накануне с русских самолетов на румынские позиции были сброшены листовки, в которых говорилось, будто германское правительство отдало венграм новую порцию румынской территории, после чего Румыния объявила войну Венгрии, и теперь ей нужны ее дивизии для защиты своей страны. Этот вопрос был очень щекотливым для румын, и те всегда испытывали недоверие к германскому правительству.

Часы, последовавшие за этим объявлением, довели драматическое напряжение до наивысшей точки, поскольку уход с нашего участка хотя бы одного полка неизбежно вызвал бы гибель всего корпуса. На помощь мне пришел случай. Раненый командир одного из румынских полков пытался на своей машине уехать на юг один. Вследствие ошибки он был обстрелян немецким часовым остановившейся в тылу немецкой транспортной колонны с боеприпасами, продовольствием и горючим. Полковник немедленно решил возвращаться. Он сообщил мне, что мы окружены и с юга. Ему показалось, что русские снова повернули на восток. Я знал, что его сведения не могут быть правдой. Невозможно, чтобы единственная дорога на юг, дававшая мне хоть какие-то шансы вывести корпус, была перерезана крупными силами русских. Всего за час до этого один молодой офицер-доброволец провел из Морозовска три грузовика с горючим. Я не стал спорить с румынским полковником, наоборот, попросил его как можно скорее доложить обо всем его генералу, добавив ставшую мне известной информацию из другого источника, о том, что кольцо окружения вокруг нас окончательно замкнулось. Я выждал минут двадцать, чтобы новость об этой катастрофе оказала свое воздействие, после чего направился к румынскому генералу. Я взволнованно убеждал его, ради нашего боевого братства, подумать об общей цели, не терять голову и остаться с нами всего на несколько дней, до того момента, когда мы прорвемся из окружения.

Немного поколебавшись, он протянул мне руку и пообещал отменить свой приказ о выступлении, продолжить воевать бок о бок с нами и вывести из окружения все шесть дивизий. Отправляясь к нему, я надел высшую румынскую награду, врученную мне незадолго перед тем, когда я командовал румынскими войсками. Это произвело ожидаемый психологический эффект.

Я же, с чувством облегчения в душе, вернулся к своим дивизиям, чтобы с командиром каждой из них выработать план операций на завтра. Требовалось произвести полную перегруппировку, несколько остававшихся еще на ходу танков надо было перебросить с запада кольца на юг.

Утром следующего дня русские крупными силами атаковали румын, что было психологически правильно. Те оборонялись храбро и отважно и ценой тяжелых потерь отразили натиск наступающих. Это позволило нам, расположив на флангах танки, назавтра перейти в атаку и вывести из кольца все наши дивизии, даже с ранеными.

Наш штаб со всей возможной быстротой добрался до Морозовска и расположил нас на новой линии, чтобы укрепить фронт.

Командующий румынскими войсками, задействованными к юго-западу от Сталинграда, был заменен командовавшим 17-м армейским корпусом генералом Холлидтом, результатом чего стало то, что в столь напряженной ситуации место командующего корпусом оказалось вакантным. Когда стало известно, что мы вырвались из окружения, меня назначили командиром этого корпуса.

Всего полгода назад я командовал под Севастополем полком. Потом недолгое время командовал пехотной дивизией. После этого, сделав все возможное, чтобы познакомиться с танковыми войсками, я оказался командиром корпуса, состоявшего из потрепанных в боях дивизий. А нам противостоял противник, которому его победа под Сталинградом придала уверенности и создала чувство превосходства.

Русские генералы многому научились и в крупных операциях полностью удерживали в своих руках инициативу. Непростительные и невероятные ошибки в планах Гитлера[55] приносили свои страшные и пагубные плоды. Они не учитывали ни реальной численности, ни силы наших войск и – главное – показывали полное незнание возможностей армий наших союзников.

Да позволено мне будет сказать здесь несколько слов о наших союзниках. Все они – румыны, итальянцы и венгры – были в значительной степени неспособны переносить тяжесть боев с русскими и климат этой страны. За исключением нескольких румынских и итальянских дивизий, которые рядом с нами сражались в России с самого начала и хорошо проявили себя в сражениях, большая часть союзных армий состояла из соединений, не имевших никакого боевого опыта.