книзу свои казачьи усы. Он вышел из хаты только затем, чтобы посмотреть,
какое впечатление произведет на девушку наведенная по его распоряжению
чистота. Наташа действительно сильно удивилась, она восторженно осматривала
бойцов и хозяйство Пинчука. Она догадывалась, что все это произошло в связи
с ее появлением в роте, и была рада этому.
-- Где мне увидеть старшину? -- обратилась Наташа к Пинчуку.
-- Я старшина. Що трэба? -- спросил Петр (из-за его плеча выглядывало
плутоватое лицо Ванина).
-- Я санинструктор, мне надо комнату. Помещение... вот для этого, --
Наташа приподняла в руках большую брезентовую сумку с ярко-красным крестом
на боку.
-- Пидэмо за мною, товарищ...
-- Голубева, -- подсказала Наташа.
Они вошли в соседний маленький и, очевидно, давно оставленный хозяевами
домик; там уже орудовала какая-то бабка, протирая мокрой тряпкой окна.
-- Оце для вас.
-- Спасибо, товарищ сержант.
-- Що ще от мэнэ трэба?
-- Я слышала, у вас много раненых. Пусть сейчас же идут ко мне на
перевязку. Только по одному.
-- Добрэ,-- похвалил Пинчук, ценивший людей практичных и деловых.
Первым в хату Наташи вошел Вася Камушкин -- у него открылась старая
рана.
-- Садитесь вот здесь, -- указала Наташа на стул.
Она быстро развязала бинт. Кончик его присох, к ране. Наташа чуть-чуть
потянула.
-- Больно?
-- Пока нет... не очень... нет, больно!
-- Когда ранен?
Вася сказал.
-- Где?
Он ответил.
-- Сколько времени лежал в медсанбате? -- задавала Наташа вопрос за
вопросом.
Камушкин охотно отвечал. Он даже не заметил, как кончик бинта отделился
от раны. "Молодая, а хитрая",-- подумал Вася, глядя на светлые волосы
девушки, хлопотавшей у его руки. Иногда они касались его подбородка, и,
взволнованный, он поднимал голову выше, смущенно улыбаясь.
-- Ну, вот и все! Можете идти,-- девушка подняла на бойца
разрумянившееся от хлопот лицо. -- Через два дня снова приходите на
перевязку.
-- Спасибо вам... товарищ Наташа! -- поблагодарил Камушкин, поймав себя
на том, что ему вовсе не хочется уходить из этой хаты. Но за дверьми ждал
другой разведчик, и Вася заспешил.
-- Да, я забыла вас предупредить, -- остановила его Наташа. --
Постарайтесь недельку не работать этой рукой.
-- Постараюсь. А я забыл вас спросить. Вы -- комсомолка?
-- Комсомолка.
-- В таком случае нам надо познакомиться. Я -- комсорг роты. Моя
фамилия Камушкин, -- и он подал ей руку.
-- Наташа Голубева, -- сказала она еще по-школьному.
После комсорга к Наташе приходили другие разведчики. Она промывала
раны, перевязывала их, давала лекарства.
Девушка чувствовала себя так, словно прослужила в этой роте целый год.
Есть удивительная черта у фронтовиков: быстро роднить со своей боевой семьей
новичков. Не сговариваясь, они окружают нового своего товарища заботой,
стараются показать свое подразделение и себя, конечно, в лучшем свете.
Наташа почувствовала это уже в первый день своего появления у разведчиков, и
у нее было хорошо, радостно на душе. Ей хотелось как можно больше сделать
для своих новых друзей.
К полудню вернулись командир и Аким. Ванин слышал, как Аким, смущенно
улыбаясь, рассказывал Шахаеву:
- Стихи просил прочесть... Узнал от кого-то, что я пишу... Приказал
обязательно принести ему мои стихи... Говорю -- плохие, товарищ генерал!.. А
он свое: принеси, посмотрим! Неудобно получилось...
-- Почему неудобно? Покажи.
Сенька, нетерпеливо ожидавший конца их разговора, не выдержал,
таинственно поманил к себе Акима и шепнул ему на ухо про Наташу. Лицо Акима
сделалось краснее столового бурака.
-- Собственно... а ты не врешь?
-- "Собственно" не вру! -- передразнил оскорбленный Сенька.
-- А где она?
-- И чего это, Аким, находят в тебе девки хорошего? -- вместо ответа
спросил Сенька.
-- Ну, довольно же! Скажи, где?..
Ванин кивнул в сторону маленькой хаты.
-- Может, проводить? -- предложил он.
-- Нет, уж я как-нибудь один...
Аким направился к Наташе, но, опережая его, в хату вошел командир роты.
Он легко, мягкими прыжками, вбежал по старым, подгнившим ступенькам и
скрылся за дверью. Аким круто повернулся и широкими шагами пошел по двору.
Его остановил Сенька.
-- Что это ты, Аким, вздумал строевой подготовкой заниматься? --
дурашливо спросил он. Аким не ответил. Подошел к Лачуге:
-- Что-нибудь поесть найдешь?
-- Каша вот.
Аким попробовал и отшвырнул котелок.
-- Когда ты, Миша, перестанешь пичкать нас этим кондером? -- подоспел
Сенька.-- Видишь, даже Акиму не нравится. У всех повара как повара, кормят
солдат на славу. А в нашей роте... черт знает что!
-- Вон со старшиной разговаривайте, а я тут ни при чем,-- просвистел
сквозь выщербленные зубы Лачуга.
-- Как это ни при чем? Старшина тебе дает хорошие продукты, да ты,
Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность
потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие
зубы нужны... Так ведь, Аким?
Аким не ответил.
-- Впрочем, наш Аким и с зубами -- беззубый. Немцев по головке гладит.