Солдаты льда

Даже пронизывающий холод снаружи мало смог оживить Арфистку. Утрамбованный снег хрустел, когда похитители вели ее через поляну, дергая ее вверх каждый раз, когда она спотыкалась о неровную землю. В тусклом свете поздно взошедшей луны они подошли к маленькой хижине из кожи и бересты — круглой серой фигуре на фоне более темной границы деревьев. Через мгновение она оказалась внутри ее парного тепла. С не по-джентльменски грациозным движением похитители опустили ее на кучу засаленных мехов. Мартине искусанные блохами шкурки показались пухом.

— Уходите сейчас же, — рявкнул голос шамана. Раздался шорох закрывающегося полога, и последний из холодных порывов закончился, рейнджер уже скользила в темноту и облегчение, когда жестокая боль рывком вернула ее к бодрствованию. Раскрыв глаза, она уставилась в звериное лицо «Ворд Мейкера», когда он присел над ней на корточки. В одной когтистой руке он держал нож, в другой — окровавленные полоски одежды. Раздался резкий рвущийся звук и еще больше боли, когда он срезал замерзшие лоскутки с ее парки.

В считанные мгновения ее руки, плечи и пальцы ног горели как в огне, когда тепло хижины проникло в ее обмороженную кожу. Мышцы Мартины неудержимо дрожали. Гнолл уперся костлявым коленом ей в живот и прорычал: — Лежи спокойно, человек. Я не позволю тебе умереть. В этих словах было больше угрозы, чем обещания.

Наконец шаман закончил освобождать свою пациентку от одежды, оставив открытым ее порезанное плечо. Острым когтем он соскреб замерзшую кровь и грязь с каждой царапины, выпуская новые струйки крови, которые стекали по ее коже. С каждой царапиной рейнджер чувствовала горячие струи боли. Наконец шаман сел ей на торс, чтобы прижать ее к земле. Мартина стиснула зубы в тщетной попытке удержаться от крика. От реального мира не осталось ничего, кроме ухмыляющегося лица гнолла и ее собственной агонии, пока, наконец, боль не стала настолько сильной, что больше не имела значения.

Наконец гнолл остановился, и спазмы утихли. Рейнджер смутно видела, как он держит незнакомый амулет, обводя им ее раны. — Кости срастаются. Кожа зарастает. Шаман повторял свою монотонную молитву снова и снова, потирая одной рукой ее раненое плечо.

Почти сразу же боль в ранах Мартины приобрела новое измерение. Вялость перенапряженных нервов трансформировалась по мере того, как новые боли вызывали тревогу. Сухожилия и мышцы напряглись под покалывающим огнем, исходящим от ладони гнолла. Вся ее рука судорожно дернулась, когда странные сигналы пробудили ее дремлющие мышцы. Не прекращая молитвы, шаман провел рукой по телу женщины, позволяя силе своего заклинания проникнуть внутрь. Глубоко в груди Мартина почувствовала, как ее ребра сжались, а затем погрузились в успокаивающее оцепенение. Обмороженный огонь разгорелся в ее конечностях.

Затем внезапно боль, вся она, старая и новая, внезапно прекратилась. Отсутствие каких-либо чувств было почти таким же мучительным, как и сама боль. Мартина смутно  осознала, что лежит мокрая от пота, ее челюсти сжаты так сильно, что она подумала, что они заперты на замок.

Все было закончено. «Ворд Мейкер» убрал руку и закончил молитву последним суровым благословением, затем ощупал Мартину, разглядывая дело своих рук. — Гореллик благоволил мне, чужак, — заметил шаман, убирая свой амулет. — Он явил свое благословение человеку и позволил нам обоим жить. Твои раны зажили.

Мартина едва слышала гнолла, настолько она ошеломлена была пустотой, сменившей ее боль. — Поблагодари его, —  сказал тихий голос внутри нее.

— Спасибо, спасибо вам, — прерывисто пробормотала Арфистка. На языке, которым она редко пользовалась, ее слова прозвучали жестко. Холод, сражения и исцеление истощили ее до такой степени, что даже речь давалась с огромным трудом. Она попыталась поднять руку, но ее мышцы были вялыми и беспомощными после перенесенного испытания.

«Ворд Мейкер» заметил ее усилия и фыркнул, вставая и набрасывая грязную мантию на свои острые плечи. — Я иду рассказать Убийце Лосей о своем успехе. Я оставляю тебя здесь несвязанной. Если ты попытаешься сбежать, ты только замерзнешь в снегу, — не сказав больше ни слова, он проскользнул мимо дверных створок и вышел в ночь.

— «Это точное предсказание, даже если бы я могла выбраться наружу», — подумала Арфистка, — «но я не беспомощна. Если бы только я могла передать сообщение Джазраку... письмо. Он мог бы прозреть и увидеть его, даже без кинжала».

Эта слабая надежда удерживала Мартину от краха, пока она медленно собирала простые материалы для выполнения этой задачи. Наполовину обгоревшая палочка, вытащенная из небольшого очага в вигваме, стала ручкой, завиток бересты — ее бумагой.

Приготовившись писать, Мартина сделала паузу. — «Я слишком остро реагирую. Я прошла через худшее», — упрекнула она себя. — «Если я сейчас позову на помощь, это будет признаком слабости. Я должна доказать Джазраку, что могу быть Арфистом. Я могу это сделать. Я знаю, что могу».

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить руку, рейнджер медленно нацарапала печатные буквы на внутренней стороне коры.