Солдаты Рима (СИ)

   Оргеториг покачал головой.

   -- Ничего ты не понимаешь. Дома ждёт меня мрак. А здесь... здесь - свет! - он улыбнулся и взял в ладони дешёвый глиняный светильник. Язычок пламени встрепенулся и бросил на стены кривую тень. - Вот он! С ним я могу узнать такое, о чём ни один галл даже мечтать не смеет! Я буду учиться, я познаю новый мир, увижу другие страны! И, представляешь, отец, я смогу стать гражданином Рима!

   Его глаза сияли каким-то странным светом, идущим, казалось, из глубины души, и этот свет пугал.

   -- Это ты не понимаешь! - вдруг взъярился Амбиориг. - Ты - галл, и для них навсегда останешься галлом! Ты не то что рядом - близко с ними не встанешь! Они просто не позволят этого. Им нужен я. Я! А ты лишь один из способов держать меня в узде!

   Оргеториг посмотрел на него с сожалением. Неужели этот иссеченный шрамами, поседевший в боях и житейских буднях человек не понимает, что жизнь не может, не имеет права стоять на месте и что она обязана идти вперёд? А они уже так отстали от остального мира...

   -- Бесполезный спор, отец. Что бы ты ни говорил - я останусь. Это решено.

   Амбиориг мысленно застонал. Внутри всё сжалось.

   Когда же я потерял тебя? Где разошлись наши пути?

   Он взял плащ и накинул его на плечи. Спорить действительно было бесполезно. Говорить что-то и доказывать надо было раньше... Одно порадовало - характер у старшего сына всё же его.

   -- Короткий у нас получился разговор, - потом шагнул к выходу и уже на пороге спросил. - Что передать матери?

   Перед палаткой стоял Роукилл. Даже в темноте его трудно было не узнать: золотой торкват в виде двух сплетённых в тесных объятиях змей притянул свет одинокой звезды и, впитав его, заматовел погасшим солнцем. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, наконец, Амбиориг не выдержал и со злостью спросил:

   -- Ты всегда будешь стоять у меня на дороге?

   Роукилл повёл плечами и усмехнулся.

   -- Успокойся, эбурон, мне нет до тебя никакого дела. Пока. Но ты нужен Цезарю.

   -- Среди ночи?

   -- Ты же всё равно не спишь.

   От претория долетели хлопки развёрнутых полотнищ и звон железа. Отрывистый слог команды всколыхнул воздух, ударил по ушам резким южным акцентом и растаял в мерном шуршании ног по земле. Вдоль виа принципалис зажигались огни, словно звёзды на ночном небе, и становилось видно, как солдаты в плотных колоннах движутся по дороге.

   Сигнала тревоги не было, иначе Амбиориг услышал бы его. Тут происходило что-то другое, какой-то поход или учения. Или началась погрузка войск на корабли для отправки в Британию. Он ощутил прохладное дуновение левой щекой. Нет, ветер не переменился, значит не в Британию...

   Поднималась не вся армия, легион-два, не то вопли корнов давно бы взбаламутили лагерь. Отряд нумидийцев промчался по дороге, обдав солдат удушливой пылью, и прежде, чем донеслись проклятья, свернул в сторону. Где-то рядом Котта приказывал легионерам прибавить шаг. В темноте его не было видно, но Амбиориг узнал голос. Колонна двигалась к декуманским воротам, а значит, путь лежал на юг или юго-восток.

   -- Ну что, идёшь? - напомнил о себе Роукилл.

   Амбиориг запахнул плотнее плащ - ночь выдалась прохладной - и кивнул.

   -- Веди.

   Преторий походил на сонное царство. Амбиориг прошёл мимо стражи, с подозрением поглядывающей на каждого галла, и встал рядом с Бодуогнатом и Думноригом. У многих на лицах лежал отпечаток сна, поднимали с постели, а Планк откровенно зевал и жмурился от яркого света многочисленных ламп. Возле карты Цезарь наставлял Сабина, и тот послушно кивал, следуя взглядом за его жезлом.

   -- По какому поводу собрались?

   -- Сами только подошли, - хмуро ответил Бодуогнат. - Утра дождаться трудно. Не терпится им...

   На столике в центре слуги расставили кувшины с вином и лёгкой закуской, однако к ним никто не притронулся.

   -- На улице я видел легионеров...

   -- Я их каждый день вижу. Все глаза промозолили, - едва не со злостью выдохнул нервий.

   Планк перестал зевать и покосился на него. Бодуогнат вызывающе выпятил грудь.

   -- Я сказал что-то новое?

   Римляне дружно повернули головы. Сон как рукой сняло.

   -- Нет, - с усмешкой ответил Планк. - После Сабиса услышать от тебя что-то новое невозможно.

   Со времени той злополучной битвы, где нервии потерпели сокрушительное поражение, прошло более двух лет. Племенам Белгики, приходилось теперь платить победителям дань хлебом и участвовать во всех их походах. Таковы были условия мира. Но гонора у галлов меньше не стало, и при каждом удобном случае они старались хоть чем-то задеть римлян. Те в долгу не оставались.

   Напоминание о проигранном сражении легло на душу неприятным осадком. В селениях до сих пор оплакивали погибших и утраченную свободу. Искра ненависти к завоевателям не затухала, и когда ей давали подпитку, вспыхивала жарким пламенем.

   -- Твоё счастье, Планк, - хрипя от злобы, заговорил Бодуогнат, - что мы не встретились в том бою. У вас, у римлян, считается за доблесть отсиживаться за спинами солдат. А мы, вспыльчивые и неразумные, лезем вперёд, чтобы вдохновить воинов собственным примером. - Голос его вдруг стал вкрадчивым. - Но ведь можно всё повторить, правда?