В глазах нервия блеснул недобрый огонёк. Он отстегнул от пояса меч, вынул его из ножен и бросил под ноги легату. Оружейная сталь глухо звякнула, соприкоснувшись с деревянным полом, и в палатке стало так тихо, что можно было слышать, как маршируют по улице солдаты.
-- Осмелишься ли ты поднять его?
Это была обычная для галлов формула вызова на единоборство. Сколько раз они повторяли её, вызывая римских полководцев на честный поединок перед началом сражения. Но впервые она прозвучала не на поле брани, а в претории римского лагеря.
Планк посмотрел на галльский меч и мысленно сравнил его с римским. Он был длиннее и тяжелее, но чуть уже и с закруглённым кончиком. Прокалённое в трёх огнях и отполированное до блеска лезвие гнулось пополам, но не ломалось. Бронзовая гарда в виде изогнутых и завитых на концах усиков прикрывала руку от скользящего удара. Для поединка такой меч очень хорош, можно развернуться, однако в настоящем бою, когда бойцы сходятся в тесном строю, короткий римский гладиус надёжней и удобней.
-- Если б мы были врагами, я бы поднял твой меч. Но среди союзников не принято выяснять отношения с помощью оружия. А если тебе хочется помахать мечом и показать всем, какой ты искусный боец, то прошу на арену. Таких "любителей" у нас называют гладиаторами!
Последнее слово Планк произнёс с плохо прикрытым презрением, и это ещё больше взбесило Бодуогната.
-- Значит, ты трус, Планк?! Не ожидал. Тебе не легионом командовать, а бельё в корыте стирать!
Планк побледнел. На лбу проступили крупные капли пота, словно в жаркий летний день, а руки задрожали, мелко-мелко, и по всему телу прокатилась волна неудержимого гнева. Это уж слишком! Чтобы какой-то грязный варвар посмел так оскорбить римского гражданина! Сенатора! Даже дворовые псы не смеют лаять на белую тогу!.. Он шагнул вперёд.
-- Я никогда не был хорошим фехтовальщиком, Бодуогнат, но и никогда не отказывался от драки! И тебе, галл!..
-- Хватит! - восклицание Цезаря остановило резкое слово, готовое сорваться с губ легата, и напряжение разом спало. Поначалу словесная перепалка между галльским вождём и легатом забавляла. Пускай поточат языки, проснуться быстрее. Но потом спор перерос в ссору и грозил закончиться кровью. Не хватало еще, чтобы накануне большого похода союзники передрались. - Хватит. Успокойтесь. Бодуогнат, подбери меч. Пока я здесь старший, и я решаю, кому что делать. И говорить. Планк, отойди.
Опустившись на колено, Бодуогнат поднял меч, бережно обтёр лезвие и вдел назад в ножны. Застёгивая пояс, он кинул быстрый взгляд на Планка. Тот стоял как оплёванный, и было ясно, что нанесённое оскорбление он не забудет никогда и при случае потребует ответа.
И не забывай! - мысленно попросил Бодуогнат. - Не Цезарь, так ты расплатишься за пролитую на берегу Сабиса кровь!
Цезарь наклонился к Оппию.
-- Проследи за ними. Не то сейчас время, чтобы разжигать новую войну, - и выпрямился. - Теперь о деле. Час назад стало известно, что менапии захватили наших маркитантов и перебили заставу на Скальдисе. Я направил туда два легиона во главе с Коттой и Сабином. Всех заложников, - он посмотрел в сторону галлов, - Всех заложников, выданных менапиями, я приказал отправить на рынки Массилии. Когда их усмирят, им придётся дать нам новых.
Вожди молчали.
-- В связи с этими событиями приходиться корректировать планы похода в Британию. Я намечал, что туда отправятся десятый легион и двенадцатый. Но десятый я послал с Сабином против менапиев. Вместо него пойдёт седьмой. Старшим в лагере останется Лабиен. Из вождей галлов вместе со мной в Британию пойдут Бодуогнат, Амбиориг, Думнориг, Индутиомар, Коррей и Теутомат. Будьте наготове, сигнал на погрузку может поступить в любое время.
А вот это уже было что-то новое. Намечая поход в Британию, Цезарь не собирался брать галлов с собой. Первоначальный план предполагал неглубокую разведку силами двух легионов и создание плацдарма для более широкого вторжения, как в Германии. Галлы должны были остаться в Итии. Решение о том, что видные вожди галлов отправятся вместе с ним, вызвало переполох. Сначала Индутиомар заговорил о том, что такие вопросы надо решать сообща, а никак не в одиночку. Что ж это получится, если римляне сами, ни с кем не советуясь, будут разрабатывать планы военных кампаний. Для чего тогда нужны союзники? Его поддержал Думнориг, а следом заговорили все, даже те, кого Цезарь не назвал.
Цезарь слушал не перебивая. Горячих и быстрых на слова галлов переговорить невозможно, особенно когда они не хотят никого слушать. Таков уж характер. Унять их может только друид или глубоко уважаемый человек, старый князь. Попытки заставить их молчать ни к чему хорошему не приводили. Галлы замыкались и вообще отказывались что-либо обсуждать. Цезарь давно уяснил это, и всегда давал им возможность высказаться, и лишь потом начинал говорить сам.
-- Ты чего-то боишься, Думнориг? - спросил он, когда говорливость галлов пошла на спад.
-- Я ничего не боюсь! - вздёрнулся князь. Иного ответа и ждать было трудно.
-- В чём же дело?