Солдаты Рима (СИ)

   -- Не было такого уговора, что кто-то из нас отправиться в Британию! Ты сам решаешь, когда и что делать! Нас не спрашиваешь!

   -- Конечно сам, - пожал плечами Цезарь. - А когда-то было по-другому?

   Галлы опять зашумели и придвинулись ближе. Прошли те времена, когда они беспрекословно подчинялись каждому приказу. Привыкли. А может, восстание менапиев придало им смелости. Индутиомар кричал едва не в лицо Цезарю, брызгая слюной на расставленное на столе угощение. Росций пытался встать между князем и императором, но Теутомат бесцеремонно отодвинул его в сторону. Даже по мудрому невозмутимый Коррей силился что-то доказать стоявшему напротив Лабиену. Да, на этот раз галлы действительно растревожились не на шутку. На раскрасневшихся лицах проступили пятна неподдельной ярости. Того и гляди за мечами потянуться. Стражники у выхода дёрнулись наводить порядок, но Цезарь жестом остановил их.

   Чего-то они всё-таки испугались. Теперь-то Цезарь точно знал, что не оставит вождей на берегу, как бы не отпали без него. Он обвёл взглядом преторий. В стороне от всех прислонившись спиной к колышущейся коже палатки стоял Амбиориг. Он не проронил ни слова и, казалось, не слышал и не видел, что происходит вокруг. Невозмутимый и... покорный?

   -- Амбиориг... что же ты молчишь?

   Князь эбуронов вздрогнул от неожиданности, не поверив, что обращаются к нему, оглянулся. Потом почтительно склонил голову и отчётливо, чтобы слышали все, произнёс.

   -- Я поступлю так, как скажет Цезарь!

   И галлы разом замолчали, словно иссяк неиссякаемый лесной родник, не прерывавший своего шёпота даже в лютую зимнюю стужу. Бодуогнат повернулся, хотел что-то сказать, но лишь вздохнул и махнул рукой.

   -- Похвально... похвально. Вот как должны отвечать преданные союзники Рима, берите пример.

   Больше никто спорить не стал, и Цезарь распустил собрание.

   -- Как я сказал, так и будет. Готовьтесь к походу, - напутствовал он галлов.

   С улицы потянуло холодком. Скоро, очень скоро подуют северные ветра, небо закроют плотные свинцовые тучи и на землю падут первые хлопья снега. Уже сейчас в низинках недоступных морскому духу собираются мутновато-серые комья туманов, предвестники надвигающейся зимы, а в морских заливах оперившиеся птенцы пробуют себя в полёте.

   На побережье зима проявлялась не так ярко, скорее, поздняя осень или ранняя весна. Но чем дальше вглубь страны, тем сильнее становились морозы, медленнее время, тяжелее дыхание. Непривычным к такому холоду римлянам приходилось туго. В первую зиму едва ли не половина армии слегла от болезней. Учитывая предыдущий опыт, к следующей зиме готовились с лета. Пришлось заводить другие правила, закупать новую одежду. Раньше смеялись, с презрением называли галлов "шароварными". Теперь на собственном опыте убедились, что не всё так смешно, как кажется.

   Цезарь поднял бокал с вином и, мысленно вознося молитву Юпитеру и Нептуну, плеснул несколько капель на походный алтарь. Жадный язычок пламени слизнул вино и потянул к верху сизоватую пахнущую виноградом струйку дыма. Он ежедневно молил богов даровать попутный ветер для похода в Британию, чтобы ещё до холодов вернуться назад и встать на зимние квартиры. Даже галльская одежда не согреет так, как деревянные стены казарм и жаркий огонь в камине.

   -- Хороший запах. Богам понравиться...

   Цезарь резко обернулся.

   -- Амбиориг?! Что тебе?..

   Эбурон смял пальцами край плаща. На широкоскулом лице, как в воде, отразилось сомнение. И боль. Сколько сил стоило ему перешагнуть через себя, через свою гордость, чтобы о чём-то просить римлянина!

   -- Цезарь... отпусти сына!..

   Цезарь не сразу понял, о чём тот просит. Нельзя думать о богах и суетном мире одновременно. Потом вспомнил русые локоны, волнами ниспадающие на плечи, голубые совсем по-детски открытые глаза. И ответил:

   -- Сына? Но... я не держу его. Он свободен.

   -- Цезарь, - Амбиориг заговорил быстро, захлёбываясь словами, - клянусь тебе всем святым, что у меня есть! Клянусь любовью моей жены! Честью своего рода! Памятью своих предков! Я никогда не нарушу верность тебе, и ты никогда ни в чём меня не попрекнёшь!.. Отпусти сына!

   Раздражение колким шаром разрасталось в груди и, набирая силу, рвалось наружу. Цезарю стоило огромного труда остановить этот шар и загнать обратно. Он клянётся! Надо же. Пусть будет благодарен, что удостоился чести называться римским союзником. Его союзником! А не гниёт в земле, как того требовала справедливость.

   -- Я не держу его, - повторил Цезарь. - Ты, наверно, чего-то недопонимаешь, Амбиориг. Твой сын свободен, он сам волен распоряжаться собой.

   -- Он говорит, что ты обещал...

   -- Я обещал открыть ему двери в мир, который он так жаждет познать! Я впервые встречаю галла с такой тягой к знаниям, и мне это нравится. Думаю, его решение изменить свою жизнь достойно понимания.

   -- Но это мой сын, Цезарь, и только я могу решать, что он должен делать. Таково право отца! Ты же даже не спросил меня...

   Раздражение вновь подкатило к горлу.