Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Античные авторы не жалеют красок, изображая непотребную роскошь и вольготную жизнь воинов, забывших о своем долге. В числе атрибутов этой роскоши фигурируют, к примеру, особые помещения для пиров, крытые галереи и сады, мягкие ложа и чаши, весившие больше мечей (SHA. Hadr. 10. 4; Amm. Marc. XXII. 4. 6; Plut. Apopht. reg. et duc. Scip. min. 16). Выразительнейшую картину подобной жизни в военном лагере дает вымышленное письмо Септимия Севера наместнику Галлий Рагонию Цельсу: «…Воины твои бродяжничают, трибуны среди дня моются, вместо столовых у них – трактиры, вместо спален – блудилища; пляшут, пьют и мерой для пиров называют пить без меры. Возможно было бы такое, если бы хоть немного бился пульс отеческой дисциплины?» (SHA. Pesc. Nig. 3. 10–11; пер. С.П. Кондратьева)[984]. Пальма первенства в этом отношении принадлежала воинам, служившим в Сирии, которые на протяжении столетий считались «эталоном» распущенной жизни. Порочные основы ее заложил еще Гней Пизон во время своего наместничества в 17 г. н. э. (Tac. Ann. II. 55; SC de Cn. Pisone Patre, 51–56). Спустя четыре десятилетия Корбулон боролся с непригодностью здешних солдат (adversus ignaviam militum), которые настолько обленились от долгого мира, что не были редкостью ветераны, ни разу не побывавшие в боевом охранении или ночном карауле, смотревшие на лагерный вал и ров как на нечто диковинное, не надевавшие ни шлемов, ни панцирей, щеголеватые и падкие до наживы (Tac. Ann. XIII. 35)[985]. Больше ста лет спустя подобным же образом характеризовал сирийских легионеров Фронтон. По его словам, «здешние воины – воистину наипорочнейшие: мятежные и строптивые, с полудня до полудня пьяные, они не привыкли носить оружие и чаще бывают в соседней таверне, чем под знаменами» (Fronto. Princ. Hist. 12; Ad Verum imp. II. 1. 11). Именно против сирийских легионов, «утопавших в роскоши и усвоивших нравы Дафны», применял жесточайшие дисциплинарные меры Авидий Кассий (SHA. Avid. Cass. 5. 2 sqq.). Однако через несколько десятилетий Александр Север застал их все в том же состоянии (SHA. Alex. Sev. 53. 2; 7). Трудно сказать, в какой мере все эти характеристики являются расхожим литературным штампом, а в какой – отражают реальное положение дел (скорее, верно первое[986]). Так или иначе, для римских писателей бесспорной истиной было мнение, афористически высказанное Тацитом: «Среди местных жителей воин испорченнее» (inter paganos corruptior miles) (Hist. I. 53. 3; cp.: Caes. B. civ. III. 110. 2).

Надо сказать, что античным авторам не чужда мысль о зависимости дисциплины в войсках от социальных и, соответственно, моральных качеств рекрутов (см., например: Tac. Ann. I. 31. 4; IV.4.2; Dio Cass. LVII. 5. 4; Veget. I. 3; 7). Однако главным фактором солдатских пороков и разложения дисциплины все же считалось заискивание и потворство со стороны тех военачальников, которые либо сами отличались моральной негодностью, либо заискивали перед воинами в своих корыстных целях. Первым среди тех, кто стал закрывать глаза на роскошество и своеволие солдат, не без основания называют Суллу (Sall. Cat. 11. 5–6; Plut. Sulla. 12)[987]. С I в. до н. э. упоминания о подобном образе действий становятся все более частыми и почти всегда[988]сопровождаются негативными оценками (см., например: [Caes.] B. Alex. 65. 1; App. B.C. V. 17; Tac. Ann. XI. 2. 1; Hist. II. 12; Plut. Lucul. 7). Морализаторская тенденциозность этих оценок совершенно очевидна, например, в словах Геродиана о том, что Септимий Север первый (!) поколебал суровый образ жизни воинов, их покорность и уважение к начальникам, готовность к трудам, научив их любить деньги и роскошь (Hdn. III. 8. 5; ср.: II. 6. 14)[989].