Постоянные учения и упражнения с оружием, как известно, считались отличительной чертой также спартанского войска и самого образа жизни лакедемонян. Однако в представлении римлян военная служба была связана не только с напряженным повседневным трудом на учебном плацу, но и с непрерывной изнурительной работой как таковой – и в походе, и в мирное время – с тем, что Тацит в одном месте (Ann. I. 35. 1) называет duritia operum (cp. Hist. II. 80. 3: Germanica hiberna… laboribus dura). Римский воин едва ли не в первую очередь труженник, mulus Marianus (Fest. 134 L; Paul. Fest. 22 L; Front. Strat. IV. 1. 7; Plut. C. Mar. 13; Ios. B. Iud. III. 5. 5). Пожалуй, только в римской среде мог появиться афоризм, приписываемый Домицию Корбулону: «Врага надлежит побеждать лопатой» (Front. Strat. IV. 7. 2)[969]
. Цицерон, противопоставляя римскую военную службу спартанской, подчеркивал, что у римлян от воинов требуется прежде всего труд (Tusc. disp. II. 16. 37). Псевдо-Гигин (De munit. cast. 49) советует даже в дружеской стране отрывать вокруг лагеря ров – «ради блага дисциплины» (causa disciplinae). В известном экскурсе, посвященном сопоставлению македонского и римского войска, Тит Ливий высказывает убеждение, что с римским легионером никто не может сравниться в усердии (in opere) и перенесении трудов (tolerandum laborem) (Liv. IX. 19. 9). Cама воинская доблесть, с точки зрения римлян, неотделима от труда. По словам Камилла у Ливия (V. 27. 8), источник римских побед – доблесть, труд, оружие (virtus, opus, arma). Цицерон утверждал (De invent. I. 163), что храбрость (fortitudo) состоит не только в обдуманном расчете и прочих качествах, но и в перенесении трудов (laborum perpessio) (cp.: Rhet. ad Heren. IV. 25. 35). В речи Мария у Саллюстия (B. Iug. 85. 31–35) в контексте рассуждений о доблести названы такие истинно воинские качества, как умение поражать врага, нести караульную службу, одинаково переносить холод, зной, голод и труды. Цезарь в одном месте (B. Gall. V. 8. 4) говорит о доблести солдат, отличившихся усердной греблей при переправе в Британию, а в другом (B. Gall. VI. 43. 5) – отмечает, что солдаты, дабы заслужить его благодарность, брали на себя бесконечные труды и готовы были своим усердием одолеть саму природу. Сам Цезарь требовал от своих солдат столько же повиновения и выдержки, сколько доблести и геройства (B. Gall. VII. 52. 4; cp.: Val. Max. III. 2. 23). Непрерывный труд был главным лекарством против разлагающей дисциплину праздности, лучшим средством закалки воинов[970]. Соответственно, наибольшей похвалы удостаивался тот полководец, чье войско приведено к послушанию трудом и привычкой к упражнению, а не страхом наказания (Veget. III. 4)[971]. Это средство приобрело особое значение в период империи, когда войска подолгу не участвовали в боевых действиях, так что командирам приходилось изыскивать для солдат разнообразные строительные и хозяйственные занятия (Tac. Ann. I. 20. 1; XI. 20. 3)[972]. При изнурительности такого рода трудов даже боевые действия могли восприниматься воинами как облегчение (Front. Strat. I. 11. 20). Неудивительно поэтому, что у римлян суровость военной жизни нередко метонимически выражается словами labor (труд), sudor (пот), sarcina (переносимое воином снаряжение)[973]. В данном контексте уместно вспомнить, что атлетика как таковая не входила у римлян в сферу военной подготовки, а атлетическая агонистика традиционно вызывала отрицательное отношение, так как считалось, что она мешает должным образом совершенствоваться в военном деле (Cic. Resp. IV. 4. 4; Tac. Ann. XIV. 20. 4; Lucan. Phars. VII. 270 sqq.; Plut. Quaest. Rom. 40). Иное дело – гладиаторские бои, связанные с такими элементами «римского мифа», как престижность воинской выучки, воля к победе, презрение к боли и смерти[974].