Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Следует подчеркнуть, что термин contubernalis имеет по своей этимологии прямой смысл воинского товарищества, хотя спектр его значений, разумеется, шире и выходит за пределы военных реалий[653]. Contubernales обычно называлась группа солдат (как правило, из 8 человек), живших в одной палатке или блоке казармы – contubernium (Veget. II. 8; 13; 21), или группа новобранцев, вместе записанных на службу[654]. Одним из смысловых оттенков этого слова является давняя близость отношений. Примечательно в этом плане сообщение Тацита (Hist. I. 32. 1) о том, что Отон во время похода из Испании в Рим, стремясь исподволь обеспечить себе поддержку воинов, обращался к старейшим из них по имени и, вспоминая время, когда они вместе состояли в свите Нерона, называл их своими сontubernales. В данном контексте такое обращение указывает, скорее, на дружеский тон, а не просто на совместную службу в свите императора. Любопытный штрих, характеризующий значимость отношений внутри contubernium, мы находим у Аррия Менандра (Dig. 49. 16. 5. 6), где говорится о предписании императора Адриана специально расследовать вопрос, были ли возвращенные из плена захвачены врагом или сами перешли на его сторону. При отсутствии очевидных доказательств предписывалось принимать во внимание прежнее поведение солдата. Если он в прошлом хорошо себя зарекомендовал, его утверждениям следовало верить. Плохой же солдат, чьим словам нельзя было доверять, характеризуется как ленивый, не исполняющий своих обязанностей, не возвращающийся в срок из отпуска (remansor), а также как extra contubernium agens, что можно, наверное, перевести как «пренебрегающий обществом своих товарищей»[655].

Наряду с amicus и contubernalis, товарищ по службе нередко называется frater[656]. В солдатских надписях contubernalis иногда сочетается с frater (например, CIL II 2462; III 7327; XIII 7292)[657], но слово amicus никогда не ставится вместе с последним. На этот момент обратила внимание Я. Кепартова, показав, что «брат» во многих случаях является синонимом «друга»[658]. Частое сочетание frater et heres (например, CIL III 803; 2715; XIII 17) она объясняет, ccылаясь на текст Павла (Dig. 28. 5. 59. 1), где говорится, что тот, кто не является родным братом, но любим братской любовью, по праву назначается наследником под наименованием брата, сохраняя при этом свое имя[659]. Можно лишь согласиться с высказанной Я. Кепартовой мыслью о том, что солдаты, служившие в одном подразделении и сообща переживавшие опасности и трудности, рассматривали себя как одну «фамилию»[660]. Очевидно, употребление слова frater вместо amicus выражало особую близость отношений между лицами одного положения, которая определенно угадывается в текстах, где отсутствует упоминание о наследовании, а брат назван optimus (CIL VIII 2890) или dignissimus и incomparabilis, как в надписи преторианца Валерия Авлузана, который именует так своего сослуживца, фракийца Аврелия Бита (CIL VI 260). Интересна также формулировка в тексте надгробной надписи, сделанной солдатом IV Флавиева легиона Аврелием Мартином имагиниферу другого легиона Ульпию Виктору: frater et secundus heres fratri ex provinvia Moes. Super. Reg. Viminac. (CIL III 195). Неподдельные дружеские чувства ощущаются также в эпитафии из Прусиады, текст которой, кстати, и стал отправным пунктом для исследования Кепартовой: D(is) M(anibus). Adgredere, viator, stas et repausas perlege titu[l] um, cuius fata et manes vitam peregerunt in civitatem Prusiada. Val. Titianus b(ar) b(aricatus) decanus num(eri) scut(orum) natione Dalmata vixit annos XXXXV, militavit annos XXII. Fecit memoria(m) Ursus ex numero ipso pro fraternitate – «Богам Манам. Подойди, путник, остановись и помедли, чтобы прочесть эпитафию тому, чью жизнь судьба и маны завершили в городе Прусиаде. Валерий Титиан, награжденный вышитым плащом, декан отряда щитоносцев, родом далмат. Прожил 45 лет, служил 22 года. Составил (эту) памятную надпись Урс из того же отряда в знак братских чувств» (AE 1951, 30)[661]. По степени эмоциональности с этой эпитафией можно сопоставить надгробную надпись паннонца Ульпия Квинтиана, служившего в III в. конным телохранителем императора и скончавшегося в Риме. Ее сделали его соратники и наследники Валерий Антоний и Аврелий Викторин, назвавшие это надгробие памятником родственного благочестия[662].