Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

ВЕТТЕР: Можно думать о национал-социализме как кому хочется, Адольф Гитлер — вождь и до сих пор дал немецкому народу много, необычайно много. В конечном счете, можно снова быть гордым за свой собственный народ. Это нельзя забывать никогда.

ВЁЛЬФЕН: Ничего, ничего нельзя отвергать.

ВЕТТЕР: Еще я также убежден, что он будет могильщиком Германского рейха.

ВЁЛЬФЕН: Могильщик, да.

ВЕТТЕР: Именно он, несомненно [571].

Примечательный документ: вождь, как называли Адольфа Гитлера во многих протоколах подслушивания, с точки зрения обоих говорящих, «дал немецкому народу много, необычайно много», исторический факт, который не будет ни-когда «забыт» или «отвержен». Это утверждение стоит в заметном противоречии с таким же в унисон высказанным убеждением, что он — «могильщик Германского рейха». Могут ли два этих, как кажется, противоречивых утверждения прийти в соответствие друг с другом или оба эти военнослужащие больны шизофренией? Конечно нет, этот короткий диалог лишь иллюстрирует, что надо понимать под термином «вера в фюрера»: разговор состоялся в марте 1945 года, в момент, когда в поражении уже не было сомнений. С 1943 года распространялось сомнение в военных способностях Гитлера. Несмотря на падающую уверенность в победе, вера в фюрера и его культ смогли продержаться удивительно долго, как показывает пример, даже не пересматривались в связи с вероятной гибелью Третьего рейха. Это кажется трудно согласуемым, но объяснимым, если принять во внимание считавшиеся гигантскими внешне- и внутриполитические успехи Гитлера и подходящую к ним стилизацию фюрера как наделенного предвидением искусного спасителя, отменившего версальскую несправедливость и позволившего (нееврейским) немцам снова гордиться своей страной.

7 марта 1936 года, через три года после «захвата власти», Гитлер сам сказал, что за короткое время его правления Германия «восстановила свою «честь», снова нашла веру, преодолела свою тяжелейшую экономическую нищету и, наконец, начала новый культурный подъем» [572]. На выборах 29 марта НСДАП получила 98,9 голосов, и хотя это ни в коем случае не были демократические выборы, не могло быть никакого сомнения в том, как пишет Ян Кершью, что в то время большинство немцев стояло за своего фюрера. В воспоминаниях сегодняшних свидетелей того времени так называемые мирные годы Третьего рейха остаются «хорошим» и «прекрасным» временем. И действительно, видимые и ощутимые достижения, приписанные фюреру, впечатляли: «Через четыре года у рычагов власти, — писал Кершью, — большинству наблюдателей в стране и за границей гитлеровский режим казался стабильным, сильным и успешным. Личная позиция Гитлера была неприкосновенной. Имидж крупного государственного деятеля и гениального фюрера нации, созданный пропагандой, отвечал чувствам и ожиданиям большей части населения. Внутреннее восстановление страны и национальные триумфы в области внешней политики приписывались исключительно его «гению» и сделали его в Европе самым популярным политическим вождем своей нации… Прежде всего, и с этим должны согласиться даже критики, Гитлер восстановил национальную гордость немцев. Из своего унизительного состояния после Первой мировой войны Германия снова поднялась, чтобы стать великой державой. Силовая защита оказалась успешной стратегией» [573].

Именно на это ссылается Веттер: невредимый от того печального обстоятельства, что теперь Германский рейх погибает, Адольф Гитлер, по его мнению, является центральной узнаваемой фигурой для немцев именно потому, что он не идентичен национал-социализму и его прочей руководящей элите. Веттер говорит здесь об эмоциональной массе носителей Третьего рейха — то, что немцы-неевреи видели в национал-социалистическом проекте и что они эмоционально были готовы инвестировать в этот проект. 14 воплощенная в фюрере вера в собственное величие казалась оправданной вплоть до военного времени. Ведь Веттер и Вёльфен не единственные, кто рассматривал исторические заслуги фюрера совершенно независимо от проигранной войны и поражения Германии. Так, бригадефюрер СС Курт Майер говорил по содержанию приблизительно то же самое.

МАЙЕР: По-моему, фюрер, по причине разных обстоятельств, приблизительно с зимы 1941 /42 года не совсем в себе. То есть тогда у него были, некоторым образом, истерические припадки. Несмотря на это, я должен сказать, фюрер все же, после поражения Германии, сделал невообразимое, и он, даже если теперь весь рейх снова будет разгромлен, необычайно много снова пробудит в Германии. Ведь он снова сделал из немецких людей парней, уверенных в себе [574].