Если рассматривать официальных лиц, о которых говорили солдаты, то Гитлер, что малоудивительно, имеет наибольшую частоту упоминаний, затем следуют Геринг, Гиммлер, Геббельс, затем с большим отставанием — Лей, фон Ширах, фон Браухич и другие. В известной мере материалы подслушивания репродуцируют меру внимания, на которую могли претендовать отдельные руководящие фигуры национал-социалистического государства в глазах «соплеменниц» и «соплеменников». При тщательном просмотре упоминаний бросается в глаза вера в фюрера: «Есть один только Гитлер, и то, что он хочет — исполняется», сказал, например, один унтер-офицер в 1940 году [578], другой признал: «Если Гитлер умрет, то и мне вообще больше жить не захочется» [579]. При этом заметно слепое доверие, которое солдаты питали к Гитлеру: «И если фюрер сказал, то на это можно положиться». Или: «Гитлер это сделал прекрасно. Все, что обещал, он выполнил. Мы ему полностью доверяем» [580]. Один лейтенант говорил в ноябре 1940 года: «Я железно уверен в том, что мы выиграем войну. Железно. Фюрер не потерпит, чтобы американские самолеты бомбили Берлин» [581]. А у одного ефрейтора был испытанный метод борьбы с плохими новостями: «Я утешаю себя словами фюрера, что он все рассчитал» [582].
Вера в фюрера без доверия к системе
Доверие, которое с такой выразительностью возлагалось на фюрера, относи-лось не просто к его личности, но и к его предсказаниям: «Я вовсе не дикий национал-социалист, — говорил один обер-лейтенант Люфтваффе в 1941 году, — но если Гитлер сказал, что война закончится в этом году, то я в это верю» [583]. Даже когда после Сталинграда зашевелились сомнения в «окончательной победе», это не сломало веры в фюрера. Когда, например, унтер-офицер Леске высказался, что «радужного для нас ничего нет», его собеседник ефрейтор Ханфельд возразил: «Да, но фюрер всегда знал, что речь идет о том, чтобы «быть или не быть» [584].
Аналогичным был диалог между двумя фельдфебелями.
ЛЮДВИГ: В России, кажется, дело дрянь!
ЙОНГА: Это тебе только кажется. Теперь уже речь идет вовсе не о выигрыше территории, а о том, кто морально выиграет войну. Если русские думают, что мы слабы, то они ошибаются. Не забывай, какая у Адольфа фантастическая голова [585].
Вера в фюрера у представителей всех должностей и рангов была чем-то очень убедительным. Многие высказывания при этом вызывают впечатление, что говорящий имеет личную связь с Гитлером — почти так же, как попзвезды наделяются недосягаемой высотой и особыми качествами и при этом кажутся одновременно странным образом доверительно и близко знакомыми. Пропагандистский дизайн и рассчитанная презентация фюрера, как и всей национал-социалистической системы, на самом деле носит выраженные современные черты. Было бы трудно представить, чтобы Черчилль, как Гитлер, получал тысячи любовных писем или, как Геринг, более 100 тысяч телеграмм по случаю рождения дочери. Руководящий персонал Третьего рейха, по крайней мере в этих двух фигурах, приобретает заранее внешне чрезвычайно эффективные феномены поп культуры с применением профессиональных медиальных инсценировок.
Аура простого, доброго и одновременно таинственного и могущественного вождя, точно так же, как у попзвезд, будет поддерживаться путем распространения бесчисленных историй на постоянном захватывающем и интересном уровне, к чему причисляются и его несколько необычные привычки, такие как крик при выступлениях с речами, его аскетическая еда и напитки, холерические припадки до знаменитого кусания ковра [586].
Если кто-то мог доказать особую близость к фюреру, например, то, что как-то раз сидел с ним рядом или, что было обычным для генералитета, раз-говаривал с ним по военным вопросам, истории об этом рассказывались детально и всегда с указанием на особые качества Гитлера. Близкое знакомство с фюрером в этих историях требовало доказательств, и естественно, новости о фюрере, якобы или действительно от первого лица, были всегда тем, что действительно интересовало слушателей. Возвращающийся топос восхищения фюрером обладал качеством прямо-таки гипнотически поражать людей на своем пути. Но настоящие встречи с фюрером показывают совершенно другую картину, как о ней рассказывал восхищенно слушавшему британскому агенту обер-лейтенанту фон Вальдеку генерал танковых войск Людвиг Крювель.