Требования «стоять» и «умирать» генералы отклоняли, так как казалось, что гибель их солдат на поле боя в таких условиях не приносит никакой военной выгоды. Но Гитлер упрямо держался за свой приказ «стоять» и смещал тех командующих, которые не следовали его диктату. Гитлер приписывал своим бескомпромиссным приказам то, что русское наступление под Москвой было наконец остановлено в феврале 1942 года. Советское контрнаступление под Москвой зимой 1941/42 года, приведшее к первому тяжелому кризису Вермахта, было для него доказательством, что в тяжелой военной обстановке имеет военный смысл жертвовать войсками [678]. Впредь в критической обстановке он то и дело требовал «фанатичной борьбы» до «последнего патрона» и настаивал на том, чтобы его приказы исполнялись буквально. Когда фельдмаршал Роммель 3 ноября 1942 года хотел отвести свои войска от Эль-Аламейна, диктатор настоятельно запретил всякий отход. «Более сильная воля одержит победу над более сильными батальонами. Вашим войскам вы не можете указать иной дороги, как к победе или к гибели», — говорил Гитлер [679]. Прикрывшись своим командующим Альбертом Кессельрингом, Роммель нарушил приказ погибнуть и приказал отступать. При этом для него принципиально не заходила речь о жизни его солдат — в другой обстановке Роммель без всякого стыда отправлял солдат на смерть. Так, в апреле — мае 1941 года он отправил часть своих войск в совершенно безумную с военной точки зрения атаку на ливийскую крепость Тобрук, а генерал-лейтенанта Хайнриха Кирххайма, отказавшегося тогда жертвовать своими солдатами, объявил трусом. Но в ноябре 1942 года Роммель уже не видел никакого военного смысла в дальнейшем выстаивании своих дивизиий. Поэтому он хотел отступить. Но по-другому был настроен Гитлер: приказом держаться в Африке он преследовал как в узком смысле военную, так и подчиненную цель. В одном случае диктатор думал сдержать чистую волю британской 8-й армии, в другом — в жертвах солдат он видел глубокий смысл, так сказать, предпосылку для единства нации [680]. Неподчинение Роммеля еще раз предотвратило поражение танковой армии «Африка» в ноябре 1942 года. Он уже не стал свидетелем конца этой группировки в Тунисе в мае 1943 года, так как был откомандирован за восемь недель до этого. Эвакуацию группы армий «Африка» на европейский континент, которую потребовал Роммель, Гитлер строго запретил, а вместо нее потребовал борьбы до последнего. Конечно же зная, что от него требуется, командир Немецкого Африканского корпуса Ханс Крамер 9 мая 1943 года отправил следующую радиограмму: «Боеприпасы кончились, вооружение и боевая техника выведены из строя. ДАК [Немецкий Африканский корпус], согласно приказу, сражался до полной потери боеспособности» [681]. Крамер сдался в британский плен и был направлен в Трент-Парк. Так как он страдал тяжелыми приступами астмы, то в феврале 1944 года должен был быть репатриирован в Германию. Поэтому он вскоре стал раздумывать над тем, как он, вернувшись в Германию, должен будет за-явить Гитлеру, почему «африканские дела так быстро потерпели поражение». Наибольшую заботу ему доставляло то, что не был исполнен приказ обороняться до последнего патрона. «Мои командиры дивизий меня постоянно спрашивали, нельзя ли это изменить, тогда я ответил: «Нет». И тем не менее «конец выглядел так, что все-таки сдавались с патронами в винтовке, с па-тронами в пулемете, снарядами в тяжелом вооружении». Термин «до послед-него патрона», — объяснил Крамер генералу Крювелю в плену, — относителен, это значит, можно просто сказать: «до последнего бронебойного снаряда» [682]. Борьбу «с пистолетами против танков» Крамер тоже отклонил как «последний бой пехоты», который уже не имеет никакого военного смысла. После того как сражение уже было проиграно, он наконец «сдал» свои войска врагу, что, впрочем, хотел утаить от диктатора [683]. Генерал Крювель посоветовал непременно избегать термина «сдача» и говорить с Гитлером только о «конце».