— И на каком основании? — фыркает Инён. — «Господа полицейские, простите, но нам тут клиентов распугивают»?
Нара тут же начинает дуть губы и громко дышать, а Чжинпаль снова дёргает её за рукав халата.
— Это плохая идея, — снова напоминает он.
Инён с ними откровенно не согласна — она подобный контингент знает едва ли не наизусть, и большинство из них угрожающе исключительно выглядят. Хотя, быть может, дело в том, что она в то время была ещё совсем малышкой и вызывала больше умиление, чем что-либо ещё. Однако ждать чуда Инён всё равно больше не намерена, потому и сбрасывает держащие её руки и выходит на улицу, слыша ещё за спиной почти идентичные завывания Чжинпаля и Нара.
Мужчины смотрят на неё ошалевшими глазами, когда она двигается в их сторону, и неприлично разевают рты, когда она присаживается на скамейку между ними.
— Вы задолбали, парни, — признаётся Инён, посмотрев сначала на одного, а потом на другого, и едва набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы продолжить, как те выскакивают со своих мест и почти синхронно ей кланяются.
— Просим прощения, госпожа Со, — говорит один из них, и рот на этот раз неприлично разевает она.
— Искренне, — добавляет другой и ещё раз коротко кланяется.
Инён ловит удивлённые взгляды персонала клиники, что собрался перед окнами, рассчитывая прийти ей на помощь, если что-то вдруг пойдёт не по плану, и едва удерживает собственное лицо, не собираясь терять заслуженное уважение.
— Госпожа Со?.. - тянет она заинтересованно и тоже поднимается на ноги. Она совсем не удивлена факту того, что имя её им прекрасно известно. Но очень удивлена другому. — Почему так уважительно?
Мужчины переглядываются между собой настолько недоумённо, что не по себе из них троих становится только Инён.
— Так ведь господин Чон… — начинает один из них, но второй тут же прерывает его, громко шикая. — Ой, — многозначительно заканчивает он.
Со Инён глубоко вдыхает, сжимая в кулаки руки, спрятанные в карманы халата, и медленно выдыхает.
— Передайте «господину Чону», — скептично кривится она, — что он сильно усложняет мою жизнь. И если я ещё хоть раз увижу вас, проведу анальное зондирование, — Инён переводит взгляд на второго мужчину и добавляет: — Каждому. А затем и «господину Чону» — в рамках профилактики.
Однако и об этом своём решении Со Инён жалеет совсем скоро — буквально в этот же вечер. И очень сильно. Потому что терять сознание под действием хлороформа, подсунутого под самый нос, оказывается очень неприятным делом. И всё же последним, о чём она тогда думает, становится удивление от того, что кто-то подобные методы ещё использует.
========== Chapter 3 ==========
Инён внимательно осматривает помещение, в котором оказалась. И чем дольше её взгляд скользит по голым бетонным стенам, такому же потолку и полу, небольшим грязным окнам, за которыми уже видно звёзды, и грудам ящиков в углах, тем всё сильнее убеждается в мысли, что это слишком сильно напоминает склад, чтобы быть чем-то другим. У неё страшно раскалывается голова, в горле стоит неприятный комок тошноты, а ещё её мучает настоящий сушняк.
Но угнетает Инён не это. И даже не то, что её руки привязаны к подлокотникам стула, а грудь — к его спинке. Со Инён ужасно раздражена из-за того, что наверняка грязная джутовая верёвка обязательно натрёт ей уголки губ. Она правда не понимает, почему нельзя было воспользоваться скотчем, но одновременно с этим благодарит уже ненавистных ей похитителей за то, что они хотя бы додумались не бить её по голове.
Инён устало выдыхает и, закрывая глаза, откидывает голову на высокую спинку стула. Они не связали ей ноги, и, при всём желании, она вполне может приподняться и даже дойти до железной двери в полусогнутом состоянии. Но та почти наверняка закрыта, да и — кто знает — вдруг за ней даже не десяток, а несколько десятков недружелюбно настроенных людей. Инён поворачивает голову и внимательно смотрит на тёмное небо за окном. Звёзды на нём слишком яркие — такие обычно бывают только за городом, да и ослепляющего света многоэтажек совсем не видно. Она пытается подсчитать, сколько времени пробыла без сознания, и сколько — в нём, но цифры ускользают из всё ещё затуманенного сознания, словно песок сквозь пальцы.
Инён даже не гадает о мотивах тех, кто не дал ей отдохнуть сегодня, расположившись перед телевизором с большой тарелкой закусок, и поэтому злится. Не только на себя — за то, что собственноручно лишилась хоть и сомнительной, но всё же охраны. Но ещё и на Чонгука — за то, что он, видимо, подобный исход предполагал, однако предупредить нужным не посчитал.