Может, в этом таилась причина того, что он внезапно потеплел к дракону? Оборотень удивлялся перемене. И от удивления даже забыл, что при дворе до сих пор в моде рассказ о жутком нападении на лорд-адмирала.
Замок Эрид никогда не любил, но всё-таки часто посещал его, ожидая, что вот-вот произойдёт какое-то движение, поворот в судьбе — в его, а может и не только. Но наведывался и в другие места. Всё те же таверны, площади, улицы. Дракон бродил среди людей и безучастно наблюдал за ними. Всё было привычным и, чтобы окончательно не раствориться в знакомых стенах, он начал искать что-то новое: уголок, в котором прежде не бывал. Новый не столько по внешнему наполнению, сколь по смысловой нагрузке. И потому забрёл как-то в церковь, где ноги его сроду не было.
Она притулилась в небольшом закоулке, среди торцов скромных, опрятных домишек. Острые шпили двумя рогами прокалывали небо, но не создавали мрачного впечатления, а приятно контрастировали с опутавшим соседние стены виноградом. Солнце ласкало зелёные листья, а на колокольне истошно орали птицы: мелкий, хамовитый ворон задумал нападать на живущее там семейство голубей.
Удивляясь самому себе, Эрид направился внутрь.
Собор, как его по непонятным причинам называли горожане, встретил молодого человека полутьмой. Тройка прихожан как раз направлялась к выходу, и дракон решил, что он единственная живая душа среди скамеек и статуй неизвестных ему святых. Эрида привлекла белая крылатая фигура, стоящая особняком. Узкое витражное окно выхватывало её из тьмы и покрывало разноцветными бликами. Крылатый человек, посланец небес. Люди таким поклонялись, но иначе, чем оборотням: их-то сторонились и боялись. А ведь и монстры умели летать и были способны на добрые дела. Охраняли королевство, но воспринимались лишь как эффективное оружие, а не как живые существа. Их оскаленные изваяния были символом устрашения, а не веры. Чудовища, вестники смерти и огня — такими видели люди драконов.
Как будто в подтверждение этого, их отгородили от церкви. Некоторые проповедники утверждали, что у драконов нет души и, порождённые проклятием, после смерти они уходят в небытие. Будь их воля, они бы стёрли монстров с лица земли, но семейство Астор никогда не позволит этого сделать. Такими игрушками не разбрасываются. Клирикам пришлось довольствоваться тем, что ни на одном религиозным празднике оборотни не присутствовали, а простые люди относились к ним как адскому отродью. Тем, кто был познатнее, позволялось водиться с чудовищами, если им так уж этого хотелось. Во дворце свои правила и то, что всему королевству кажется грешным, вызывает здесь болезненный интерес. У придворных накопилось достаточное количество и более страшных проступков.
Эриду захотелось разрушить статую, но шорох в глубине храма отвлёк его. Оборотни мгновенно реагируют на любой звук. Чей-то мягкий голос сказал — не столько спрашивая, сколько утверждая:
— Вам нравятся скульптуры?
Тот, кто это произнёс, явно гордился застывшими в мраморе и гипсе украшениями собора — той особенной, возвышенной гордостью, которую позволяет религия. Он был тихо счастлив при мысли о том, что нашёлся ещё один человек, разделявший это мнение.
Из теней показался священник в сером облачении. Он оказался удивительно молодым. Вернее, так решил дракон, который обладал довольно скудными сведениями о служителях церкви, и полагал, что все пасторы должны быть старыми и седыми. Эрид ничего ответил и самым невежливым образом уставился на человека. Дракон ждал, когда тот смутится или недовольно нахмурится, но добродушная улыбка не сходила с открытого лица.
— Иногда мне кажется, что способность создавать такие вещи — куда большее чудо, чем умение летать, — кивнул на ангела пастор.
Статуя стала выглядеть какой-то обиженной. Замечание показалось Эриду достаточно интересным, и он всё же соизволил заговорить.
— Люди могут научиться искусству. Но крылья им не отрастить никогда.
Священник бесшабашно махнул рукой, совсем как мальчишка. "Да, однако они научились строить машины, которые поднимают их к облакам". Кажется, он много размышлял о крыльях и полётах. Большие голубые глаза, один из которых немного косил, смотрели на Эрида как на старого друга. Дракон молчал. Эти люди положительно скоро свихнутся, восторгаясь своими коптящими небо тарахтелками. Воспоминание об Агате неприятно обозначилось на краю сознания. Эрид пристально смотрел на пастора. Коротко стриженные каштановые волосы, низкий рост и какие-то по-женски припухлые руки. А ещё — ужасно лопоухие уши. Одним словом, ходячая добродетель. Как изменится её лицо, узнай она, кто переступил порог собора?
— Вам известно, с кем вы говорите?
Эрид перестарался, напуская яда в свой голос. Уже по одним шипящим ноткам можно было провести параллель со змеёй, а там уже и до правды недалеко. Дракон заранее предвкушал, как округлятся эти наивные детские глаза, и злая морщинка рассечёт лоб. Что сделает святоша — отшатнётся, переполняясь отвращением? Или сдержанно, скрывая страх, попросит удалиться? Священник выбрал третий вариант.