Солнечная ртуть

Ада встала, покачнулась, томно приложила пальцы к виску. Постояла так и рванула к кухонному шкафу.

— Если хочешь, чтобы я оценил красоту заплесневевшего хлеба, то я его уже выкинул в окно. Случайно.

— Зачем? Он никому там не мешал.

Девушка искала что-то другое. Что вообще должно быть в голове у человека, который заступается за плесень?

Ада нашарила рукой искомый предмет. Извлекла на свет и протянула Эриду.

— Мама подарила. Прежде чем бросить меня на семь лет и свинтить заграницу.

— Ты хранишь книги в кухонном шкафу? Весьма оригинально.

— Не выпендривайся и читай!

Он послушно взял книжку и веером пропустил страницы, начиная с конца.

— Это детское произведение.

— На имя автора взгляни.

На испещрённой золотыми прожилками обложке скромно значилось имя «Агата Астор». Во рту пересохло. Сбежавшая принцесса снова появилась на горизонте, и спустя двадцать с лишним лет взялась за новые проказы. Они вылились совсем в другую плоскость. Это не могло не радовать. Как и не пугать.

— Ты знала, кто это написал?

— Нет. Всю жизнь я знала её под другим именем, а про фамилию вообще молчу. Мать просто подарила мне эту книгу, и я была счастлива. Сказка казалась особенной, я зачитала книжку до дыр, отгрызла уголок. Ну, знаешь, так дети иногда делают, когда увлечены. Мне казалось, что автор, кем бы он ни был, так удивительно научился владеть словом, что создал настоящее волшебство на бумаге. Каждый раз, когда я заканчивала читать, становилось очень тоскливо. Потому что ничего подобного в моём мире не существует. Мир — он грязный и пыльный, а в книге даже жестокость выглядит красивой. Мне эта сказка сердце вывернула на изнанку!

Ада запнулась. Упавшие на пол часы тикнули как-то особенно громко, и девушка вздрогнула.

— Прочитай. Потом скажешь, что из этого правда.

Пока она говорила, ковыряя столешницу ногтём, настроение Ады стремительно портилось. А ведь минут десять назад девушка радовалась концерту группы, название которой Эрид даже не смог бы произнести. Чуть раньше — хохотала и злилась.

Эрид ещё раз пролистал книгу, на этот раз внимательнее. Девушка тихо вышла из кухни, и дракон погрузился в чтение, не включая свет.

Замки, дирижабли, оборотни, злые королевы и переплетение золота с солнцем — Агата ничего не придумала и не забыла. Даже поставила на обложке собственное имя. Чистая правда, и вместе с тем абсолютная ересь! Принцесса показала свой мир таким, каким видела его сквозь призму непомерного эгоизма.

Вымысел присутствовал, но в малых дозах. В основном это были образы, которыми Агата объясняла магию ферома. Например, пространственные и временные коридоры представлены у неё в виде лабиринтов. В реальности это было что-то совсем иное, но автор правильно сделал, не став вдаваться в описание непостижимых вещей.

Своё окружение Агата изображала витиевато, но с огоньком. Сиена получилась ледяным идолом в короне. По брату её высочество проехалось паровым катком нелестных слов. А вот драконы оказались не такими однозначными. Злобные и преданные, безумные, почти лишённые хоть какого-то воображения, но вместе с тем полные мудрости. Она зачем-то изменила имена, но Эрид сразу всех узнал, и монстров и людей. И, разумеется, себя самого. Может быть, Агата лукавила, чтобы сказка оставалась сказкой, и отозвалась о нём не так плохо, как следовало ожидать. Даже слова благодарности звучали на этих страницах, хоть и были погребены под обвинениями. Более того, принцесса — книжная принцесса — выражала надежду на то, что судьба её бывшего слуги, которому она даровала свободу, сложится удачно. Даровала! Додуматься только! В эти сахарные нотки можно даже поверить — так умело Агата распоряжалась даром слова.

И никакого раскаяния в содеянном. Обиженная судьбой и родителями девочка выросла и всем показала. О том, что было дальше, история скромно умолчала.

Стиль книги отличался от того, к чему привыкли библиотеки Йэра. Он сохранил необычную для этого мира манеру речи, но слог отточился, стал более современным и хлёстким. Такая сказка должна была разойтись огромным тиражом. Ада, которой книжку подарил сам автор, о чём она годами даже не подозревала, вполне объяснимо приходила в исступление от этих строк. Даже сторонний человек мог проникнуться душераздирающей любовью к местам, описанным в книжке.

Принцесса тосковала по родине. Каждая строчка, отданная под описание замка, гор и дорог, дышала грустью. Даже дымные клоаки на окраинах столицы удостоились сожаления. Каждым словом Агата признавалась в любви мраморным лестницам и гранитным стенам. Она страдала об оставленных дирижаблях, о часах всех форм и размеров, бесконечных коридорах дворца, облицованных плитами полудрагоценных камней. Будто не добровольно всё это покинула. Отдельных слёз заслужили механизмы в целом. И, хоть в книге об этом ничего не было сказано, ясно и так: Агате скучно в её новом доме. Она всем естеством стремилась к дыму родных земель, пару, водороду и железу. Она хотела обратно.