Солнечная ртуть

А беречься в самом деле пришлось. С огромным трудом, ведь так часто приходилось просыпаться с мыслью, что она больше не выдержит, и лучше уж сразу — с обрыва, да в чёрную воду…

На островах началась её новая жизнь. Снова, и снова не по её воле. На первых порах Аде было интересно, но с каждым месяцем становилось всё тяжелее. Когда прошёл год, она была измотана, по истечении двух — оказалась близка к помешательству. Спустя пять лет, после того, как эксперимент магов не то чтобы провалился, но дал весьма необычные результаты, девушке снова пришлось сменить место жительства. С тех пор она скиталась — лишь изредка, по великой милости королевы Авроры имея возможность осесть на пару дней при дворе. Там Ада безмолвно наблюдала за жизнью, из которой её исключили. «Правом крови», гласил девиз Астор. Видимо, им следовало уточнить, что крови чистой, чтобы впредь не выходило никаких заминок с полукровками.

В общем, это всё уже не важно.

Первым делом на Чёрных островах Ада принялась сеять хаос. Подчиняться распорядку она не хотела, постоянно опаздывала и ложилась спать поздно ночью — иными словами, ничуть не изменила своим земным привычкам. Работала она из рук вон плохо, а ученицей оказалась посредственной. Периодически теряла сознание, а придя в себя, отказывалась говорить или действовать. Маги, постоянно ожидающие подвоха от дочери Агаты, долго не могли смириться с тем, что полукровку спихнули на их попечение, но недовольство выражали тактично — сухими фразами и поджатыми губами. Никто ни разу не повысил голос на Аду, и она платила той же монетой: вела себя тихо, почти не огрызалась, и не ничего замышляла за спинами своих учителей. До матери девице было далеко, врать она не умела, да и не пыталась этого делать. В конце концов к ней привыкли. Никаких тёплых чувств, только сотрудничество и снисхождение к страдающему от недуга человеку. Тем более, иногда баронесса всё же удивляла, а порой и вовсе смешила.

Девушка неохотно согласилась одеться в оранжевую тогу. Зато вскоре по прибытии выразила желание сделать стрижку как у всех. К временным постояльцам, вроде неё, никогда не применялись такие меры, но Ада стояла на своём, и у магов не было причин её отговаривать. Бритая, большеглазая, она походила на ребёнка, голову которого привинтили к взрослому телу, и искренне радовалась такой перемене.

Однако ей не удавалось долго пребывать в хорошем настроении. Среди флегматичных магов Ада выделялась отчётливой грустью. Причин для этого хватало, и некоторые были очевидны даже сторонним наблюдателям: гибель бабушки-королевы, сумасбродная принцесса, которая наградила дочь смертоносным геном. Он разрушал её организм. Фером активизировался, девушка по несколько раз на дню чувствовала слабость, апатию и близкое безумие. Маги усмиряли приступы по мере сил, применяя эликсиры и ментальное воздействие, но помогало далеко не всегда. Недуг Ады в любой момент мог обездвижить её, выстудить все её члены и парализовать мозг. Когда она приходила в себя и обретала способность и желание говорить, то сбивчиво рассказывала о некой космической бездне, которая разрывает её сознание на атомы, а потом разносит их по всей вселенной. Ада теряла себя, смешиваясь с бесконечным пространством, плутая меж холодных звёзд, то и дело натыкаясь на отголоски присутствия других существ. Ей было страшно.

Вполне возможно, эти существа не были злыми. Просто не хотели принимать в свои ряды раньше времени.

Когда становилось немного легче, девушка бурчала что-то невразумительное и сбегала на скалистый утёс. Там она бродила босиком, сутулилась и смолила одну сигарету за другой, что не вязалось с традиционными представлениями о том, как ведут себя внучки королев. Сначала маги хотели отобрать смердящее порождение иного мира, но потом решили, что это ни к чему: запасы «Синего Ганди» стремительно подходили к концу.

Со временем маги пришли к выводу, что эта Астор была забавной. Смешная, лысая, она рисовала полосы на бритой голове, используя сок водорослей, которые здесь употребляли в пищу. Медитировать у Ады получалось через раз, но погружаться в себя и думать о своём девушка умела. Половину книг, что ей дали, полукровка не осилила, объяснив это ненавистью к точным наукам, а вот философская и мистическая теория неожиданно её затянули. Вначале баронесса проводила параллель со своей прежней учёбой в университете, однако с каждым годом нагрузка увеличивалась и становилась более изощрённой. Недуг делался сильнее, а книги сложней. Это сводило с ума.