Солнечная тропа

– Ты, Сергунька, от жизни отстал, – сказала бабушка Тоня. – Маленький он из Москвы приехал. А сейчас твой сын взрослый и самостоятельный человек.

Отец поцеловал Лёньку в нос:

– Правда?

– Правда… Папка, как хорошо, что ты приехал!.. Мы с тобой в лес пойдём!..

– Так это… не получится, Лёнь, – отец беспомощно взглянул на бабушку.

– Почему не получится?

– Я ведь за тобой, Лёнька… В Москву нам с тобой надо…

– В Москву? Зачем?

– Мама вчера звонила. Не хочет больше в пансионате оставаться, по тебе сильно скучает… Сегодня вечером приезжает в Москву…

– А почему она сюда не может приехать? Она же в отпуске!.. – в голосе у Лёньки зазвенели слезы.

– Так… дела у неё в Москве… Ты что, совсем по матери не скучаешь?

– Скучаю!.. Я в Москву не хочу! Что мне там делать?! – из Лёнькиных глаз брызнули слёзы.

– Ну, сынок, ну ты что? – лицо у отца было такое, словно он сам собирался заплакать. – Мама, ну скажи что-нибудь, чего ты молчишь!..

– Я тебе уже всё сказала!

Бабушка резко развернулась и вышла в сени.

– Дергают ребёнка туда-сюда, как игрушку!.. – раздалось оттуда.

– Сынок… Ну что же мне делать? – на лбу у отца выступили капли пота. – Я ведь сегодня с работы отпросился… Ещё затемно выехал. Вечером мама приезжает, нужно успеть убраться…

Лёнька молча тёр глаза кулаками.

– Сынок, а хочешь, я тебя через пару недель обратно сюда привезу? Мама выйдет на работу…

– Не привезёшь!.. Тебе всегда некогда! Тебе даже в выходные некогда!..

– Ну почему некогда?.. – неуверенно возразил отец. – Выкрою денёк…

В это время Антонина Ивановна вернулась в кухню и поставила у порога пластмассовое ведро, полное куриных яиц.

– Возьмёте в Москву, – сказала она.

Лёнька, до этой минуты ещё надеявшийся на что-то, при виде ведра разревелся во весь голос.

– Ну вот, а говорили, ты уже большой, – забормотал отец, не осмеливаясь обнять мальчика.

– Иди сюда, – сказала бабушка и посадила Лёньку к себе на колени.

– Не плачь, Лёнюшка, – она принялась вытирать его мокрые щеки. – Привезёт тебя папка. Пусть попробует не привезти, мы ему!.. Ты только с мамой повидаешься – и назад. И опять мы с тобой заживём по-деревенски, лето-то большое!..

Прижавшись к бабушке, Лёнька вздрагивал всем телом.

– А мы с Хлопотушей тебя ждать будем, – прошептала бабушка Лёньке в ухо, и мальчик замер: он внезапно понял, почему минувшая ночь была полна недомолвок.

Домовые знали, что их ожидает разлука с Лёнькой. Знали Пила и Соловушка, пришедшие из Харина попрощаться с мальчиком. Знал Толмач, сделавший Лёньке необычный подарок. Знал Хлопотун, рассказавший сказку о мальчике, спасшем покинутую деревню… От всего этого Лёньке сделалось так горько, что слёзы хлынули пуще прежнего.

В сенях послышалось какое-то шарканье, и на пороге появилась Пелагея Кузьминична. Акимыч, как обычно, держался сзади.

– А мы смотрим, Серёжин «Москвич» стоит!.. Неужто, думаем, за Лёнькой приехали? – Пелагея казалась запыхавшейся. – Испугались, что увезёшь мальчонку, а мы и не попрощаемся…

Дед Фёдор протиснулся в кухню и сразу же оценил обстановку:

– У-у, сырость-то какая!.. Неужто и правда Лёньку увозишь?

Лицо у отца пошло красными пятнами.

– Лена… сегодня с юга возвращается… соскучилась…

– Вот и привёз бы её сюда, – сказал Акимыч, – а то уже не помним, какая она есть. У нас хоть и не юг, а тоже жить можно.

Отец не ответил, он суетился возле Пелагеи Кузьминичны, уступая ей место за столом и пододвигая тарелки.

Акимыч посмотрел на бабушку, но та махнула рукой. Лёнька сидел с опухшим лицом, безучастный ко всему вокруг.

– Пойдём-ка выйдем, – сказал ему дед и вывел мальчика на крыльцо.

– Надолго увозит-то? – спросил он, положив руку Лёньке на плечо.

– Не знаю… Говорит, потом опять привезёт…

– Так чего ж ты слёзы точишь? Привезёт, от вашей Москвы до нас часа три, наверное, не больше!.. А может, мамку уговоришь приехать?

– Не приедет она, – угрюмо ответил Лёнька, не поднимая головы.

Акимыч поскрёб затылок.

– Ты, Лёнька, главное, успокойся. Сердечко у тебя маленькое ещё, незачем его надрывать… Попросишь родителей – и привезёт тебя батя… А не привезёт – следующее лето будет… А знаешь, ты зимой приезжай! О, зимой мы с тобой на лыжах в лес пойдём! Красота!.. Ты на лыжах-то бегать умеешь? Ну вот, придём из лесу, а в доме печка топится, теплынь, бабушка пирогов напекла!.. До зимы времени-то осталось – тьфу, всего ничего!..

– Акимыч, – сказал Лёнька, – мне к Валентине сбегать нужно. Вы меня подождите, а?

Глаза у мальчика были сухие, хотя и грустные, на лбу неизвестно откуда появилась вертикальная складка.

– Иди, иди, внучек, попрощайся, – закивал старик.

– Вот беда-то какая, – проговорил он, глядя вслед Лёньке, и пошёл в дом.

…Поднявшись на крыльцо, Лёнька постучал в дверь долетовского дома. Ему открыла Валентина. На ней были всё те же полосатые шорты, а рубашки не было вовсе – на плече у девочки висело белое вафельное полотенце.

– Это ты? – Валентина вдруг застеснялась своей худобы и попыталась прикрыть полотенцем выступающие рёбра. – Ты за мной? А куда пойдём?

– Валя, я уезжаю, – сказал Лёнька.

– Как уезжаешь? Куда?

– В Москву. За мной отец приехал.