– А паспорта крестьянам не выдавали, куда ж ты без паспорта? Тем и держались деревни. Одним словом – крепостное право. А как начали выдавать паспорта, так и побежали отсюда – в первый черёд молодежь побежала. Не получи тогда крестьянин этой воли – не в Москве бы ты, Лёнька, родился, а в Песках.
Пока Лёнька переваривал услышанное, а Кадило радовался, что ему удалось внести свою лепту в разговор, Выжитень спросил у полевика:
– По-твоему тоже выходит, что Пески умрут?
Печальный страж полей глядел на свой древний огонь, точно в магический кристалл, и долго не отвечал.
– Если селянину не вернут землю… то да…
– Да где ж ты найдёшь нынче настоящего селянина?
– Нынче, пожалуй, и не найдёшь, – согласился полевик. – Но я одно знаю: в душе у русского человека до сих пор живёт любовь к земле. Он, может, и сам этого не понимает, едет в город новую счастливую жизнь строить… А поживёт там, устанет от суеты – и смотришь, дачку себе завёл на четырёх сотках. И всякий свободный час норовит на этой дачке укрыться, и каждую травинку на ней холит… Знаете, почему?
– Почему?
– Да потому что его это земля, его, а не дядина. Маленький клочок, но свой. Вот и просыпается в нём крестьянин. А земля это чувствует и на заботу любовью отвечает. Она, может, благодаря таким вот дачникам и прощает нам многое…
– Полевуша, – опомнился Лёнька, – а как же трава для Акимыча?
Старик-полевик усмехнулся в белые усы:
– Никто про твоего Акимыча не забыл, просто травка пока не поспела.
– Как это?
– Травками сейчас редкие люди умеют лечиться, – доверительно сказал полевик. – Вот Сеничев ваш умел… А больше я в этих местах никого не знаю. В книгах у вас тоже интересно пишут: эта трава от сердца, эта от желудка… И давай все одинаково лечиться… А многие ли вылечиваются? Или вот свёл кто-то чистотелом бородавку, и тут же вывод сделали: помажь бородавку соком чистотела – она и пропадёт. Тысячи людей мажут – не пропадает. Почему, а, Лёнь?
– Не знаю, у меня бородавок никогда не было.
Кадило хрюкнул и снова стал серьёзным.
– Потому что нужную травку надо сорвать в нужное только тебе время. Сорвёшь раньше срока – недозрелая будет, позже сорвёшь – перезреет и тоже не поможет.
– А когда трава для Акимыча поспеет?
– Скоро уже, ты не бойся. Но сорвать вовремя – это ещё полдела…
– Я знаю, я слышал, – нетерпеливо проговорил Лёнька. – Значит, вы с нами в деревню пойдёте?
– Нет, в деревню я не пойду, а травку готовить будет Выжитень, – и завтра же поднимется ваш Акимыч. Ну а теперь пора, трава поспела.
Полевик загасил переливающееся пламя и прошествовал в темноту. Вскоре в лапах у Выжитня оказался букетик каких-то луговых цветов – от этих хрупких растеньиц зависела жизнь Акимыча.
Полевик не стал ожидать благодарности. Его белая одежда затрепетала, словно налетел внезапный ветер, а затем и сам старик закружился, теряя очертания тела, и унёсся в поля призрачным вихрем.
– Поспешим, – сказал Выжитень.
…В Песках они расстались. Выжитень торопился к больному Акимычу, Лёньке пора было домой, а Кадило, похоже, ещё не решил, чем ему занять себя до рассвета.
На Лёньку же навалилась усталость. Засыпая на ходу, он еле дотащился до дома, без сил свалился на свою постель. И тут по его щеке провели чем-то ласковым, бархатным.
– Хлопотуша, – прошептал мальчик и сладко засопел.
СОЛНЕЧНАЯ ТРОПА
Наутро Лёнька увидел Акимыча здоровым и бодрым, словно тот и не хворал накануне.
– Федя, – радостно удивилась бабушка, – да ты ли это вчерась умирал или приснилось нам?
– Не приснилось, Ивановна, – широко улыбнулся Акимыч. – Вот Лёньку поблагодарить пришёл…
– А ты при чём? – бабушка повернулась к Лёньке.
– Я ни при чём! – поспешно ответил тот. – Домовые ночью за травой ходили, за травой для Акимыча, и меня с собой взяли…
Бабушка растерянно развела руками.
– Что делается-то, а? – спросила она. – Ребёнок ночью по лесу шатается, траву какую-то ищет, да ещё с домовыми этими, а бабушка спит себе и знать ничего не знает!..
– Тонь, Тонь, да полно, – успокаивал её дед, – домовые ему лучше любой няньки, или не поняла ещё? А я к вам вот зачем: в Харино сегодня иду, могу Лёньку с собой взять.
– Бабушка, я пойду!
От удовольствия Лёнька даже запрыгал: он уже столько слышал про эту деревню, а пойти туда даже не мечтал.
– Племянничка проведать хочешь? – спросила бабушка Тоня у Акимыча.
– Хочешь не хочешь, а надо, – со значением ответил дед. – Ровно полтинник сегодня стукнул Федюшке. Подарок ему приготовил. Помнишь, Лёня, этажерку? Только как её в Харино переправить?
– За подарком пускай сам приезжает, – подсказала бабушка, – небось помоложе тебя.
– Акимыч, а ты знаешь, что в Харине ведьма живёт? – уже в дороге спросил Лёнька.
– Федосья Кальнова? Я, брат, больше полувека уже её знаю.
– Она правда ведьма?
Акимыч надвинул свою кепку на лоб:
– А кто её знает, что она такое. Много о ней слухов ходило, особенно раньше…
Лёнька почувствовал за словами деда что-то интересное.
– Расскажи, Акимыч, – попросил он, – нам же всё равно долго идти.