Солнечная тропа

— Это почему он к тебе должен идти? — ревниво спросил Кадило. — У других что, домов нету?

— Дома-то есть, — не возражал Хлопотун, — только чему его эти другие научат? Над хозяевами своими измываться?

— Ты в эти дела не лезь, — ощетинился Кадило, — ты лучше вообще помолчи. И я помолчу. А Панамка пускай сам скажет, где он хочет жить. Где ему веселее будет?

Лёнька обомлел: ну и Кадило, вот так, за здорово живёшь, взял и перешёл дорогу им с Хлопотуном. Но неужели Панамка выберет дом бабки Долетовой?

Панамка на всякий случай придвинулся к Хлопотуну.

— Я лучше у писателя попробую, — сказал он.

— Правильно, — похвалил его Толмач. — Такой домище без глазу оставлять нельзя, дача это — не дача… А писатель — может, и оботрётся ещё у нас, станет хозяином. А я вот что спросить хотел. Хлопотун, ты часом не в Харине вчера был?

— Угадал.

— Что, о Федосье слухи проверял?

Хлопотун хмыкнул:

— Так глупый слухам верит, умный не верит, а мудрый возьмёт да и проверит.

— Ишь ты! — не удержался Толмач. — Ну, давай говори, чего ты там выходил.

Воспользовавшись тем, что общее внимание переключилось на Хлопотуна, Лёнька подсел поближе к Панамке.

— Как же ты догадался вернуться? — шёпотом спросил он.

Панамка широко улыбнулся:

— Мы ехали, ехали, уже за Раменье выбрались, вдруг мне так грустно сделалось, так стало жалко из Песков уезжать!.. Я ведь ни в одной деревне кроме Песков не задерживался, а тут вот остался да и привык. И магазин мой вспомнил, всё-таки не так уж плохо мне в нём было… Вышел я, да в Раменье задержался: интересно было посмотреть. Хотел до ночи вернуться — не успел…

— Ты что, на ходу из машины вышел?

— Ха! — ответил Панамка.

Он выглядел совсем счастливым теперь, когда вернулся в Пески и был столь великодушно прощён домовыми. Он сиял так, будто наконец нашёл свой дом, а может, так оно и было…

Пока Лёнька и Панамка секретничали, обстановка в горнице снова успела накалиться.

— Ну и что, что ведьма! — услышал Лёнька упрямый голос Кадила. — На каждую ведьму найдётся управа! Я знаю такую траву, против которой ни одна ведьма не устоит.

— Петров крест? — спросил Пила.

— Нет, не крест. Плакун-трава, вот что это такое! Сильнее этой травы ничего нет! Если её в Иванов день на утренней зорьке выкопать, она любую ведьму смирит. Стоит лишь сказать: Плакун, Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало…

— Ерунда это, — не дослушал его Хлопотун. — Ничего твой Плакун не сделает.

— Это почему же не сделает? — подозрительно спокойно спросил Кадило.

— Да когда всё это было-то: Плакун, Петров крест…

— А какая разница? — ледяным голосом осведомился Кадило.

— В том и разница, что многое изменилось, — ответил Хлопотун, не обращая внимания на этот тон. — Сто лет назад мужик вешал на хлев убитую сороку и знал, что никакая злыдня туда не сунется. А сейчас? Остановит, что ли, Федосью такая сорока? Да она на неё и не посмотрит.

— Уж это точно, — согласился Пила. — Чихать ей на дохлую сороку. Однако, что же получается? Нету, выходит, нынче силы против неё?

— Сила всегда есть, — произнёс Хлопотун с какою-то непоколебимой внутренней уверенностью. — Только уж это не Плакун.

— Что же это такое? — спросил Толмач.

Несмотря на свое многомудрие, он тоже не понимал, куда клонит Хлопотун.

— Это совсем другая сила, она не в заговорах живёт и не в осиновых кольях…

— Так где же?

— Не знаю, может быть, в сердце…

Внезапно Лёньке открылось то, что хотел сказать домовой. По сути дела, тот всё уже и сказал. Что-то незримое, но очень определённое, какая-то маленькая вибрация вошла в мальчика вместе со словами Хлопотуна и всё прояснила.

Неизвестно, как поняли Хлопотуна остальные, но на Пилу жалко было смотреть.

— Сказал бы ты лучше прямо, — уронил он, — не видать тебе, Пила, невесты из-за этой карги, и не надейся…

Хлопотун же почему-то смотрел на Лёньку — неподвижным испытывающим взглядом, словно что-то прикидывал в уме, но прочитать мысли домового было невозможно.

— Не рано ли ты от невесты отказываешься? — укорил Пилу Толмач. — Бывает, и небо в тучах, и гром погромыхивает, а дождь стороной проносит. Иной раз за пять минут погода переменится. Так, что ли, Хлопотун?

— Да-да, переменится… иной раз, — невпопад отвечал Хлопотун, и Толмач решил поменять тему разговора.

— Эге, а в Песках вот никаких перемен с погодой. И когда будет дождик, никто уже не скажет… Где-то теперь наш Дождевичок?

— А кто это? — спросил Лёнька.